По истечении многих лет, я часто думаю: ну почему я был такой нелюбопытный? Почему не расспрашивал маму и отца о том времени, в котором они жили. О моём Тихорецке: довоенном, военном и послевоенном. О коллективизации, голодоморе. О военных дорогах отца, контуженного в 45-м у стен Берлина. О немецкой оккупации родного Тихорецка, которую пережила моя мать с грудным младенцем на руках - моим старшим братом. Родители умерли давно, и с ними ушли в небытие их воспоминания и переживания, их заботы и скудные жизненные радости.

Сегодня мы по крохам собираем свидетельства и воспоминания людей, живших во время оккупации в Тихорецке. Поверьте - это замечательные, добросердечные и уже очень пожилые люди. А тогда они были детьми кровавой и страшной войны.

Галине Николаевне Стрижаковой 83 года. Она, заслуженный педагог с огромным стажем, прошла большой жизненный путь. А во время оккупации она была ещё двенадцатилетней девочкой, вела дневник, как многие тогда школьники. Её память бережно сохранила все события тех давних лет.

Рассказывает Галина Николаевна Стрижакова:

- Немцы сразу же установили "новый порядок". В городе был введён комендантский час. После 8 часов вечера появляться на улицах без пропусков было нельзя.

Оккупанты очень боялись партизан и подпольщиков, а в городских руинах было удобно прятаться. Поэтому немецкий комендант города отправлял на расчистку завалов детей. Немцы приходили во дворы и отбирали для этого мальчишек и девчонок. Дети целыми днями растаскивали кирпичи, а платой за этот адский труд служил крошечный кусочек хлеба. Казалось, он был слеплен из соломы, пыли и глины.

Однажды к нам во двор зашла женщина. Она отбирала детей для работы по очистке шерсти. Я тоже попала в эту бригаду. Нас завели в помещение одноэтажного здания по улице Красноармейской. Сейчас там находится детская художественная школа. Из-за стоявшей столбом пыли мы ничего не могли разглядеть. Шерсть была маслянистая, слипшаяся и пыльная. В здании стоял едкий запах, от которого слезились глаза.

Вечером эта женщина привела нас домой и сказала: "Не бойтесь. Я вас туда больше не поведу, я дважды на очистку шерсти детей не беру. Иначе вы там можете погибнуть от вредных испарений". Как мы позже узнали, она была подпольщицей.

Да, во время оккупации города, когда было просто трудно жить, деятельность партизанских и подпольных групп доказывала, что мы не смирились и продолжаем борьбу с фашистами. Взрослые тогда шептались об их различных диверсиях против оккупантов.

Рядом с домом, где мы жили, была моя школа имени Кирова, теперь в ней находилось общежитие немецких поездных бригад. Часто немцы стучались к нам, принося постирать грязное бельё, а к соседке Нюсе приезжал пожилой немец, который служил снабженцем в воинской части на аэродроме. Вот этот немец, увидев на веревке хорошо выстиранное белье, которое сушила тетя, сказал ей: "Мне стирайт будешь ты!".

Тетя стала отказываться, она, зная, что немец расплачивается с Нюсей вермишелью и хлебом, не хотела обижать соседку. Но немец вошел в комнату, положил сверток с бельем на стол и, сказав снова: "Стирайт", быстро вышел и уехал.

Через три дня он привез нам булку хлеба, грязное бельё для стирки, а чистое забрал. Немец оказался очень мирным. Ему было больше 60 лет. Постепенно мы узнали, что у него есть взрослые дети и внуки. Он показывал нам фотографии своей семьи.

Из общежития поездных бригад часто приносил стирать бельё машинист Петер. Он был веселый, лучше других говорил по-русски. В декабре 1942 года, когда немцы говорили, что Новый год будут отмечать в Кремле, Петер принес иные известия: немцы потерпели сокрушительное поражение под Сталинградом. Тогда же, в конце января 1943 года, приехал тот пожилой немец с военного аэродрома, которому тетя стирала бельё. Войдя в комнату, он открыл словарик и стал задавать вопросы маме:

- Твой муж офицер, он на фронте?

- Да.

- Брат в НКВД на фронте?

- Да.

- А ты партизан?

- Нет, - ответила мама, - я больная, не могу ходить, какой из меня партизан?

Немец помолчал.

- Я об этом никому не скажу, но Павел нехороший, - сказал немец, - он выдает ваших людей.

Павел был мужем соседки Нюси.

После этих слов немец попрощался с нами. Их часть уходила из города.

Однажды в январе 43-го я проснулась от сильного взрыва рядом с общежитием для немецких паровозных бригад, расположенным по соседству с нашим домом, на углу улиц Клубной (ныне Чернышева) и Красноармейской. Мама выбежала во двор и успела увидеть, как над нашим домом пролетел советский самолет У-2, даже звездочки в ярком свете луны были ясно видны. Летчик явно метил в общежитие. Позже мы узнали, что летала тогда над городом наша легендарная землячка, летчица Евгения Жигуленко. Несколько раз по ночам она сбрасывала бомбы и листовки, из которых люди узнавали положение на фронте.

А в конце января 43-го наши войска вошли в город. Немцы к тому времени покинули Тихорецк.

Галина Николаевна задумалась, вся погруженная в то страшное прошлое, а я вспомнил о том, что рассказывала моя мама о той немецкой оккупации. Она с родителями, моими дедушкой Антоном и бабушкой Ульяной, жила на улице Фронтовой недалеко от железной дороги. Мама родила 29 июня 1942 года сынишку, моего старшего брата, а через 37 дней в город вошли немцы. Отец воевал под Сталинградом, а его семья жила в землянке, выкопанной моим дедушкой в огороде. В домике жили оккупанты. Наша авиация часто бомбила станцию, доставалось и немцам, и населению.

Мама пряталась с ребенком в убежище, а через несколько минут на город летели бомбы. Взрывали артиллерийские склады, которые находились неподалеку, в районе насыпи у Кавказского переезда. Снаряды летели и взрывались везде, в том числе и во дворе у дедушки Антона. Сутки вся семья сидела в подвале, пока не взорвался последний снаряд.

Юрий ТКАЧЁВ, член Союза журналистов России.

Продолжение следует.