Бриллиантовая заколка

Рисунок Альфреда Анисимова

Предлагаем вам юмористический рассказ нашего журналиста Олега РЫЖЕНКО.

...Новогодний вечер для владельца товарной свинофермы Степана Хрюкина начался неудачно – уже в шесть часов после полудня он не удержался, прошёл на кухню, открыл холодильник и …

Здесь надо сделать небольшое пояснение для читателя. Дело в том, что Степан Фёдорович - человек не простого достатка, а один из самых богатых граждан в районе. Этому можно было только позавидовать, если б не одно обстоятельство – неимоверная полнота нашего героя.

Не имея ограничений в средствах, Степан Фёдорович всегда ел.

Находясь в состоянии постоянной сытости, он никак не мог достигнуть силы того наслаждения, которое ранее получал от простой еды, работая за сто рублей скотником на этой же, приватизированной им ферме. Поэтому давней его мечтой было вновь испытать те незабываемые ощущения, когда в молодости он, бывало, набрасывался на булку хрустящего, тёплого хлеба и уминал её, запивая холодным молоком.

Увы, такого пищевого оргазма достичь без предварительного голодания было невозможно, а оголодать  у Степана Фёдоровича никак не получалось, так как последние пятнадцать лет в его рабочем и домашнем холодильниках разнообразная снедь не переводилась.

Вот и этим вечером он поклялся не есть и прикоснуться к пище только в ресторане, где предстояло вместе с женой встречать Новый год. Однако вытерпеть ему удалось только один час, а затем ноги сами привели на кухню, где он выпил полстакана коньячка, распахнул дверку холодильника и … Под руку попался копчёный окорок.

- Стёпа! – всплеснула руками зашедшая на кухню жена, – ты же поклялся, что будешь худеть!

Волнение её понять было не трудно – вот уже десять лет подряд Степан Фёдорович из-за своей необъятной толщины не мог выполнять супружеские обязанности. На постоянные упрёки супруги он неизменно обещал сесть на голодную диету и похудеть. Однако выполнить это обещание у него не хватало силы воли.

- Проклятие, – думал Степан Фёдорович. - Иметь такие деньжищи и не иметь никаких удовольствий. Это, действительно, Божье наказание! Что ж, - философски заключил он, – видимо, такова судьба всех богатых. За богатство тоже надо платить!

Как же быть? – думал Степан Фёдорович, - свечку, что ли, в церкви поставить на похудение?

От этих размышлений его отвлекла необходимость собираться в ресторан. Он надел дорогой праздничный костюм с галстуком, в узел которого для особого форса воткнул маленькую золотую заколку с бриллиантовой головкой и вышел во двор, куда его личный шофёр уже подогнал чёрный «Лексус»...

...Стёпка Рваное Ухо не ел толком уже два дня. А голодать приходилось из-за бабки Матрёны, которая внезапно забухала и поэтому всё это время не ездила на своей инвалидной коляске просить подаяние.

Бабка в их семье, состоящей из трёх человек, была кормилицей. Не имея ног, которые отморозила по пьяному делу лет десять назад, она крутилась на коляске у церкви, что вызывало жалость у прихожан, - те и кидали ей в большую алюминиевую кружку мелочь. За день набиралось рублей сто, сто пятьдесят.

Степана, который раньше обретался на свалке, Матрёна взяла к себе охранником, чтобы тот оберегал её от борзых подростков, потому как пацаны из бедных семей частенько отбирали у неё дневную выручку.

Третьей в семье была сорокалетняя бездомная Ульяна. Обязанностью её было ухаживать за бабкой – умывать, одевать и готовить пищу. В общем, каждый имел свою специализацию. За всё это старуха делилась деньгами, едой и предоставляла место для проживания среди обустроенных ею руин бывшего городского детсада.

Так потихоньку и жили, но за три дня до Нового года на местном заводе выдали зарплату, и к вечеру у церкви шарахалось немало подвыпивших мужиков. Один из них расчувствовался и положил в Матрёнину кружку пятьсот рублей. Ошарашенная бабка раньше положенного времени прикатила домой, и пир начался.

Для начала купили булку хлеба и целых три банки кильки в томате, а на остальное набрали палёного спирта и бухали два дня. Всё это время бабка не работала, а потом ещё и заболела с похмелья и не поехала на коляске просить подаяние. В результате к новогодней ночи у них в семье не было ни еды, ни выпивки.

Проголодавшиеся Степан и Ульяна самостоятельно вышли на паперть и целый день толкались у церковной калитки с протянутыми руками, но народ, занятый подготовкой к новогоднему празднику, пробегал мимо, не обращая на них внимания...

...До ресторана было уже рукой подать, когда Степан Фёдорович приказал шофёру остановиться у церкви. Он вылез из машины  и, тяжело переваливаясь, прошёл в храм, там постоял у входа, купил свечку и, переступив порог, оглядел церковный зал.

Не разбираясь, кто из святых есть кто, Степан Фёдорович постоял у самой большой иконы, зажёг свечку, закрепил её и уже пошёл к выходу, как вдруг вспомнил, что забыл попросить исполнения желания.

Не имея представления, каким образом это делается, свинозаводчик вернулся назад, посмотрел в глаза нарисованного на иконе бородатого человека и прошептал: «Слышь, ты… сделай что-нибудь, чтобы мне похудеть, ну и с бабами, того, чтобы нормально было…».

Святой, как показалось Степану Фёдоровичу, посмотрел на него изучающе и насмешливо, словно потешаясь над скудостью подношения в виде десятирублёвой свечки.

«Ладно, – начал оправдываться про себя Степан Фёдорович, – будут лучшие времена, дам больше!». Однако лик на иконе не потеплел, и в прыгающем тусклом свете казалось, будто он осуждающе качает головою.

Неумело перекрестившись, Степан Фёдорович вышел на улицу и направился к своей машине. У калитки церковной ограды его встретили двое нищих – мужчина и женщина - и стали жалобно просить Христа ради, часто крестясь и отвешивая поклоны.

- Ну что ж, – подумал свинозаводчик, – ради такого дела подкину им немного деньжат! - и вытащил из нагрудного кармана толстый бумажник.

Отыскав самые мелкие купюры, Степан Фёдорович дал нищим по пятьдесят рублей, упрятал портмоне назад и проследовал к своему «Лексусу».

Стёпка с Ульяной еле дождались, когда уедет толстяк, - броситься сразу на точку за спиртом им мешала профессиональная нищенская этика. Они с умиротворёнными лицами крестили спину своего благодетеля, но, как только тот уехал, рванули вперёд.

Пробегая там, где ещё пару минут назад стояла чёрная машина, Стёпка наступил на что-то мягкое и остолбенел – на асфальте лежал толстый кожаный кошелёк! Дрожащими руками нищие стали исследовать его содержимое. К их неимоверному восторгу в бумажнике оказалось двадцать пятитысячных купюр. Итого, находка составила сто тысяч рублей!

Долго думали нищие над тем, куда девать такую уйму денег, как вдруг зазвонил церковный колокол.
- А давай возьмём немного денег на жратву и спиртягу, а остальные церкви отдадим,  – предложила Ульяна, – ведь у храма мы их нашли, а значит, деньги эти Божьи!

- А точно! – согласился Стёпка и перекрестился.

Нищие повеселели и пошли в храм сдавать свою находку. Там они долго ждали, пока из глубин тёмного зала не появился священник.

- Чего вам, дети мои? – строго спросил он.

- Вот! – сказал Стёпка и, положив на стол купюры, добавил: - Жертвуем на Божьи дела, от всего сердца!

...Новогодний вечер в лучшем ресторане города, как и всегда, проходил весело. Устроители лезли из кожи вон, чтобы ублажить местный бомонд – на сцене выступали и комики, и пародисты, и всякие певцы с певицами. Больше всего Степана Фёдоровича поразила юная акробатка – она принимала такие позы, что у него даже потеплело в животе.

Однако всё это ему быстро наскучило, и, выпив бутылку настоящего «Камю», бизнесмен начал дегустировать блюда.
Для разминки он съел мидии, отпущенные в шампанском с салатом из красной и чёрной икры. В качестве первого горячего его выбор пал на отбивную с кровью в ананасовом соке с трюфелями. А на второе горячее он выбрал бараний бок с хреном да ещё перепелиные ножки в карамели на сырном коврике с живыми устрицами.

Съев все эти произведения кулинарного искусства, он мирно ковырял в зубах золотой заколкой с бриллиантовой головкой, которую вынул из галстука, как вдруг жена попросила его заплатить музыкантам за повторное исполнение какой-то песенки. Засунув руку во внутренний карман пиджака, Степан Фёдорович с ужасом ощутил там пустоту – бумажника на месте не было!

От волнения он непроизвольно поперхнулся, глубоко вздохнул и, как ему показалось, проглотил заколку! Ошарашенный этим и потерей бумажника Степан Фёдорович моментально вспотел от расстройства и внезапно почувствовал в животе острую боль...

...В девять часов вечера в городской больнице обычно наступает затишье – больные рассасываются по палатам и начинают готовиться ко сну. Даже в праздничные дни этот порядок не нарушается. Поэтому заступившие в новогоднюю ночь на дежурство рентгенолог Глоткин и хирург Пирогов в начале десятого закрылись в рентген-кабинете и приступили к праздничному новогоднему ужину.

Как и всегда, Глоткин сварил на плитке картошку, а Пирогов принёс из операционной трёхсотграммовый флакон спирта, который для конспирации завернул в пакет из-под хирургических крючков. Увлечённые разведением крепкого алкоголя водой, друзья небрежно отбросили пакет, не заметив, как оттуда выпал маленький железный предмет и, звякнув, провалился в одну из рентгеновских кассет.

Выпив по первой, второй и третьей, медики закурили и разговорились.

- Не-е-ет, - начал разговор Глоткин, – наш главврач явно не тянет! Да и что может терапевт понимать в медицине? Врач в корень должен смотреть, в глубь, а не на ощупь действовать, а разве терапевт может в глубь смотреть? Другое дело рентгенолог или хирург – те всё видят!

Пирогов с этим согласился, и вскоре оба приятеля пришли к выводу, что руководить больницей смогут только они. Однако их мнения по поводу распределения руководящих должностей разошлись.

- Главврачом должен стать ты, а меня надо назначить замом! - настаивал Глоткин.

Скромный Пирогов долго не соглашался быть первым лицом, и только, когда выпили по четвёртой, выразил готовность возглавить коллектив.

Неизвестно, какие бы ещё кадровые перестановки предусмотрели подвыпившие дежуранты, но тут зазвонил внутренний телефон, и их срочно вызвали в приёмный покой.

Спустившись на первый этаж, приятели увидели лежащего на кушетке внушительных размеров больного – он стонал и держался рукой за огромной величины живот. Рядом плакала его жена. Выяснив из сумбурных рассказов женщины, что мужчина по пьяному делу проглотил бриллиантовую заколку, Пирогов дал распоряжение готовить операцию. Однако, прежде чем резать, необходимо было при помощи рентгена определить месторасположение маленькой заколки в необъятном животе пострадавшего.

Сделав рентгеновский снимок брюшной полости пациента, Глоткин, к своему великому удивлению, на плёнке ничего не обнаружил. Немного подумав, приятели решили ещё раз произвести сканирование живота.

Второй снимок, действительно, показал посторонний предмет в желудке, но предмет этот был отнюдь не бриллиантовой заколкой. На снимке явственно просматривался силуэт, напоминающий по форме хирургический крючок для сшивания тканей.

- А где же заколка? – удивился Глоткин.

Пирогов пожал плечами и сказал: - Надо резать!

Ничего не оставалось, как сделать третий снимок. На нём опять отпечатался  крючок, но уже в тридцати сантиметрах от прежнего местоположения в теле больного.

- Как же такое может быть, – удивился Глоткин, – разве может предмет так быстро перемещаться в кишечнике?

Пирогов молчал и только шевелил пальцами, словно разминая их перед операцией, и сказал:

- Надо резать!

Для уточнения сделали четвёртый снимок, на котором опять никаких посторонних предметов в желудке больного не обнаружили. Сбитые с толку врачи решили собрать консилиум и вызвали по телефону главврача вместе с заведующим хирургическим отделением.

По их прибытии больному сделали пятый снимок брюшной полости, который опять выявил наличие какого-то крючка в нижней области желудка.

Члены консилиума были удивлены и после мучительных раздумий решили просветить больного ещё и в шестой раз, но, к всеобщему замешательству, этот снимок ничего не показал. Поэтому пациента, несмотря на повышенную дозу облучения, просветили ещё седьмой и восьмой разы. И только на этих, последних снимках, в желудке отчётливо был зафиксирован посторонний крючкообразный предмет.

- А где же бриллиантовая заколка? – в десятый раз вопрошал Глоткин.

- Да погоди ты со своей заколкой! – перебил его Пирогов и повторил: - Я же говорил, что надо резать! Чего там думать!

Так и порешили, и ровно в полночь хирург приступил к операции.

Однако, чтобы добраться до желудка, хирургу Пирогову приходилось срезать с живота пациента толстые пласты сала. Этим он и занимался первые два часа.

В это время главврач мерил нервными шагами кабинет рентгенолога.

- Что за чертовщина, – вопрошал он бедного Глоткина, - почему рентген один раз показывает крючок, а другой не показывает? И вообще, когда же вы, черти, пить на дежурствах перестанете! Давно бы уволил вас всех, да работать некому - не идёт народ в медицину, мало платят!

В сердцах главврач хлопнул ладонью по столу, лежащая на нём рентгеновская кассета подпрыгнула, раскрылась, и из неё вывалился хирургический крючок. Минуту медики молча смотрели друг на друга, а затем вскочили и побежали в операционную останавливать хирурга Пирогова. К счастью, тот ещё продолжал пробиваться сквозь жировые отложения пациента и не вскрыл брюшную полость.

Через час, после того как Пирогов благополучно заштопал кожу на обезжиренном животе больного, врачи сидели в ординаторской и обсуждали происшествие.

- Кто же знал, что хирургический крючок завалится в кассету и будет там болтаться, высвечиваясь на плёнке? – оправдывался Глоткин. - Никакой специалист такого случая предусмотреть бы не смог - то показывается проклятый крючок на снимке, то за рамку заваливается, и не видно его. Поди разберись!

- Эх ты, специалист! – махнул рукой главврач и, постучав рентгенолога по лбу кассетой, поехал домой продолжать праздновать Новый год. Глоткин покорно сидел, пригнув голову, но после ухода начальства у него, от унижения и обиды, выступили слёзы.

- Ты, Вась, не расстраивайся, - осторожно подбодрил его Пирогов, – пойдём лучше по маленькой…

И друзья побрели допивать спирт...

...Утром Степан Фёдорович проснулся в отдельной палате больницы. Рядом, в кресле, спала заплаканная жена. Не чувствуя боли, так как ещё действовали обезболивающие, Степан Фёдорович сразу заметил какие-то изменения в своём теле. Прежде всего его поразило отсутствие огромного живота. Лёжа на спине, Степан Фёдорович теперь мог наблюдать пальцы своих ног, чего не бывало уже лет двадцать!

- Не подвёл святой! - подумал он и, блаженно улыбаясь, осторожно перекрестил опавший живот под одеялом.

А в это же время, убирая после новогодней ночи ресторанный зал, седая уборщица заметила, как на полу что-то блеснуло. Наклонившись, она подняла маленькую острую заколку. На одном конце этого предмета сверкал прозрачный камешек. Женщина оглянулась по сторонам и быстро спрятала находку в карман рабочего фартука...