Не быть мне ледью

Своими творчеством, искрометным юмором и воспоминаниями продолжает делиться жительница Тихорецка и начинающая писательница Виктория Папина.

Мама всю жизнь восхищалась английской литературой. Ну, и привила вкус к ней и мне. Лет в восемь я вздыхала по Питеру Пэну, лет с десяти мысленно путешествовала с тремя в лодке, не считая собаки, а лет с двенадцати страдала то из-за Джейн Эйр, то из-за Айвенго, то из-за всей семьи Форсайтов.

Мама мечтала, чтобы я росла утонченной девушкой, для чего приводила мне в пример воспитанных английских леди. Мы же с отцом ни фактурно, ни внутренне не подходили под ее представления о жителях Туманного Альбиона: мало того, что были плотно скроены и ширококостны, так еще и терпеть не могли наряжаться дома. Отец ходил в трусах веселенькой расцветочки, я - в майках-алкоголичках. Если мама начинала шипеть, то натягивала для приличия какую-нибудь отцовскую футболку и именовалась в кругу семьи не иначе как «отрок во хламиде».

...Тогда сложно было с детской одеждой. Но мама старалась одевать меня хорошо, что-то «доставала», что-то шила в ателье. А я носилась по стройкам и заброшенным дворам, собирая занозы и репейники, а также синяки, ссадины и болячки на локтях и коленях.

- Тебе нужна одежда из брезента! - горестно вздыхала мама.

А я смущенно хмыкала и снова убегала играть со своим вечным напарником Костькой Левченко в «Штандер-Вандера», «Волка», прятки и казаки-разбойники.

Однажды мама пришла с работы торжественная и загадочная. В руках у нее был сверток с чем-то красивым и шуршащим. Я тут же засунула нос. Ух, ты! Это было красивущее немецкое нижнее белье! Трусики и… что это вообще?

-  Это твой первый бюстгальтер! – вся светясь сказала маман.

Голубое чудо немецкой легкой промышленности сидело на мне впритык и очень кололось, но не могла же я разочаровать дарительницу! Поэтому, пробормотав слова благодарности, я унеслась на улицу, где уже воевали «казаки» и «разбойники». Забравшись на чей-то гараж, мы с Костькой обосновались в засаде, но вдруг у меня нещадно зачесалась спина. Я стала елозиться и получила тычок под ребра от Костьки и допрос с пристрастием.

- Что ты дергаешься как припадочная?

- Бюстгалтер колется, - шепчу я в изнеможении.

- Сними его и перестань возиться! Ты нас выдашь! - повелительно шепчет «партнер».

- Не могу! Не знаю, как!

- Давай помогу!

Дальше он пыхтит у меня за спиной: дергает застежку и ворчит, что «фашисты делали» (как в воду глядит!) И вот наконец я свободна, а «чудо», на радостях заброшенное в дупло дерева, забыто как страшный сон. Возвращаюсь домой часов в 11 вечера, обессилевшая, но довольная победой над «казаками». Мама встречает меня в дверях недовольным ворчанием, я же покорно иду в ванну, по пути стягивая платье.

- А это что такое! - возмущенно и удивленно вскрикивает маман. - Где твой бюстгальтер?!

Я пугаюсь и начинаю реветь.

- На дереве! - размазывая слезы и грязь по лицу, вою я.

- На каком дереве? - удивляется мама Люся.

- Около гаража!

Мама сереет и сползает на стул.

- Вика, что ты делала в гараже? И с кем?

- С Костькой! Но не в гараже, а на нем!

- Он кололся, поэтому мы его сняли и запихнули в дупло! Ну, чтобы не сперли! - сбивчиво, но искренне тороплюсь я все объяснить. - А то бы я выдала, а нам нельзя! Мы - «разбойники»!

Я опустила покаянно голову в неизбежности грома, но его почему-то не было. Кажется, мама, отвернувшись, плакала, так дергались ее плечи. Чувство раскаяния накатило, как девятый вал Айвазовского.

- Мама, прости меня! - заревела опять я.

- Иди и принеси его, сей же час! - абсолютно спокойным тоном повелела она.

Я не буду вспоминать, как я пришла к Костьке, разбудив всю его семью. Как он нацепил шорты, мы отправились на поиски «фашистского чуда» и обнаружили его в колючих ветках абрикоса, изрядно исколовшись в темноте. Скажу лишь, что, вернувшись домой, я почти заснула в ванной, после чего еле доползла до кровати.

На следующее утро, находясь под впечатлением от вчерашнего позора, я приплелась на кухню. Мама и папа уже сидели за столом, а я не смотрела им в глаза.

- Ну? Что ты скажешь о своем поведении? — строго спросила мама. - Мы с отцом надрываемся, работаем, достаем тебе красивые вещи, а ты этого не ценишь!

Дальше она начала рисовать обычные апокалиптические картины, что, мол, при таком разгильдяйстве ничего хорошего из меня не вырастет. А мне вдруг стало себя так жалко, что я заревела во всю силу.

- Люда, все будет хорошо! Она больше не будет! - не выдержал моих страданий отец.

- Нет, пусть она скажет! - распаляясь и перекрикивая мой рев, кричит мама.

- Я больше не будууу! - божусь я. - Не буду запихивать новые бюстгальтера в дупла абрикосов! Никогдаааа!

Далее - секундное молчание и гомерический хохот родителей. Я теряюсь, обижаюсь, завываю с новой силой и мчусь в свою комнату.

Сюда же через пять минут приходит мама и начинает меня успокаивать.

- Ну что же ты непутевая такая! - говорит она, целуя меня в макушку.

А я всхлипываю от осознания невозможности соответствовать ее идеалу и резюмирую:

- Не быть мне ледью, мама!

- Да мне и не надо! - тихо шепчет она и продолжает смеяться и целовать меня...

Виктория ПАПИНА.