Отпуск Немыкина

Юрий ТКАЧЕВ - наш постоянный общественный корреспондент, член Союза журналистов России, капитан третьего ранга в запасе, служивший в военно-морском флоте более 25 лет, предлагает вам ещё один свой рассказ.

Сказать вам, что такое отпуск для моряка-тихоокеанца? Да что там тихоокеанца. Отпуск для всего морского служивого люда - это нечто эфемерное и нереальное.

В отпуске не надо вставать в пять часов утра, чтобы успеть на традиционный флотский ритуал подъема военно-морского флага – спи, хоть до вечера.

В отпуске на тебя никто не орёт и не называет раздолбаем за то, что очередная флотская комиссия накопала кучу недостатков по твоему заведованию. Напротив, после героических рассказов о своей службе, тобою восхищаются родные и друзья.

Не надо воспитывать личный состав методом кнута и пряника. Личный состав от тебя отдыхает, а ты от него, любимого.

Не надо сидеть в душной кают-компании на политических занятиях и слушать разглагольствования холёного замполита Синютина о руководящей и направляющей роли коммунистической партии.

А сидишь ты со своим лепшим корешем и, после чарки напитка местного розлива, беседуешь, скажем, о бабах.

Не надо вставлять в глаза спички, чтобы не заснуть на ночной вахте. Разве на сеновале с такой подружкой, как у тебя, уснёшь?

И куча других разных и приятных «не».

Задолго до отпуска счастливчик готовил свой немудреный багаж – чемодан с предметами первой необходимости, большую сумку с дальневосточными гостинцами – прозрачной от жира вяленой корюшкой, красной рыбой - чавычей или кижучем, засоленными по–камчатски, с сахаром и чесночком. В пакет обязательно помещались банка красной икры, в советские времена разрешенная к перевозкам, емкость с сиропом из ягоды красники, по–народному «клоповки». Разведённый сиропчик «клоповки» ранним утром отлично устранял последствия встреч с роднёй и друзьями – головную боль и общий тремор конечностей…

Шифровальщик или в просторечии, «шаман», мичман Немыкин ещё за неделю до убытия в отпуск основательно подготовился к посещению своей малой родины – деревни Камышки Саратовской области и, так сказать, уже сидел на чемоданах. И время для отпуска выпало ему самое то – сентябрь. Петя был холостяк, и в отпуск убывал один.

В далёких–предалёких Камышках тоже готовились к встрече знатного земляка – родители зарезали свинью, закоптили окорок, засолили сало, накрутили домашней колбасы. А спиртного покупать не надо было – в каждой хатке имелся самогонный аппарат. Жители приснопамятных Камышков водку никогда не покупали и всегда ходили в гости со стеклянной четвертью собственного продукта.

За сутки до вылета Петя Немыкин получил в строевой части проездные документы на самолёт до Саратова, расписался в ведомости за отпускные деньги у дивизионного «финика», и вечером пригласил своего друга мичмана Храмова отметить начало отпуска. Разлили по стаканам разведённый спирт, или по-флотски «шило».

- Саня, у меня родни в Камышках, почитай, всё село, - выдохнув «шильный» воздух, сказал Петя, - а все остальные – друзья и подружки.

- Вот и будешь весь отпуск ходить по гостям, дегустировать самогонку, - завистливо ответил ему Храмов, - да с подружками по очереди дружить.

Петя мечтательно осклабился, а потом вдруг обеспокоился.

- А вдруг отпускных не хватит, - встревоженно спросил "шаман".

Храмов налил ещё по чуть-чуть, цокнул своим стаканом о Петин и, не дожидаясь напарника, со вкусом выпил.

- Вполне реально, что не хватит, - зажевывая шило свиной тушенкой, отозвался Саня, - потратить твоё жалкое мичманское жалование можно за две недели даже при умеренных аппетитах. А тут, представь, целой деревне надо проставиться. Да ещё и девушки, как бы, э-э-э … требуют непредвиденных расходов.

Немыкин представил расходы и опечалился. Финансовые отпускные проблемы надо было решить до отъезда в Камышки. Выглядеть в глазах односельчан жмотом он не хотел.

- Не боись, дашь срочную телеграмму, скинемся и пришлём, - сказал дружок Храмов.

- Ага! Замполит всю почту просматривает, подумает, что я забухал, - ответил Храмову Немыкин, - век не видать мне потом звания мастера военного дела.

Саня нанизывал на вилку кусочки хлеба, тщательно вытирал ими донышко и стенки у банки, а потом отправлял их в рот. Он был настолько увлечён этим занятием, что ответил не сразу.

- Ты же шифровальщик, пришлёшь мне закодированную телеграмму, типа «шлите буксир», значит тебе надо сто рублей, два буксира: значит двести, и так далее - предложил идею своему корешу Саня Храмов, - да, кстати, награды свои не забудь нацепить.

У Пети была одна-единственная медаль, да и та юбилейная - «60 лет Вооружённым Силам СССР». В 1978 году на флоте её давали всем офицерам и мичманам.

- Одной маловато, бедненько как-то, - категорично заявил друг Храмов и процитировал известную поговорку - …«и на груди его могучей висит одна медаля кучей».

У Сани Храмова была точно такая же медалька. Ради придания героического облика товарищу он пожертвовал своей наградой.

- Только ты переверни её на другую сторону, - посоветовал верный друг и сослуживец, - а ленточку купи себе в военторге, там любого цвета есть.

Так Петя и поступил. Две медали на парадной тужурке должны были наповал разить камышковских красоток и вызывать зависть сельских парней.

На следующий день Петя сидел в самолёте и, прихлебывая из фляжки коньяк, любовался в иллюминатор необъятными просторами родины. Внизу медленно проплывала Восточная Сибирь, Байкал, потом Урал…

В Москве была пересадка, до самолёта на Саратов было еще шесть часов времени. Чтобы бесцельно не сидеть в аэропорту Домодедово, мичман Немыкин решил прокатиться на электричке до Москвы и немножко погулять по столице. Тем более «шифрик» никогда в ней не был.

На всякий случай, Петя отсчитал себе сто рублей из общей отпускной суммы. На отпуск флот ему выделил аж 320 рублей. Оставшиеся деньги он уложил на самое дно чемодана, сдал его в камеру хранения и налегке отправился путешествовать.

На перроне Петрушу уже ждала электричка до Москвы.

- Маладой, красивый, дай погадаю по руке, - вся в цветных одеждах и шелковом платке цыганка остановила его прямо у входа в вагон.

Петя всегда настороженно относился к представителям этого людского племени, но тут отпуск… коньячок в жилах… расслабуха… денег полный карман. Да и просит немного старая шельма - всего рублик.

Отпускник сунул ей в смуглую ладонь помятый рубль и протянул руку – гадай!

- Ручку-то позолоти, мой хороший, - попросила гадалка.

- Как это, «позолоти»? – не понял Петя. – Я же тебе дал целковый.

- Ты теперь себе в ладошку копеечку положи, милый, - объяснила Немыкину цыганка.

К ней подошли две её товарки, похожие на черных ворон. И повадки у них были какие-то вороньи. Осторожно, бочком подошли, кося хитрыми карими глазами на «клиента» из-под надвинутых на брови платков.

Петя положил копейку, и цыганка начала его охмурять.

Что она говорила, «шаман» не запомнил, смутно помнил только, что предупреждала, чтобы он не боялся, когда у копеечки одна сторона станет красной, а другая черной. «Так надо, мой золотой».

- Теперь заверни копеечку в рублик, мой бриллиантовый, - попросила гадалка Петрушу.

Петя завороженно завернул копейку в рубль и снова протянул ей ладонь.

Цыганка что-то бормотала. Зомбированный Немыкин безропотно заворачивал и заворачивал по указанию гадалки свою копеечку, пока в ладони у него не образовался большой бумажный ком. Затем неожиданно для Пети все сто рублей, предназначенные на московскую экскурсию и поход в столичные магазины, очутились у цыганки в руке.

- Э! Э! А ну-ка, верни деньги, - очнулся вдруг Немыкин. Он попытался отнять у неё свои кровные.

- Какие деньги, драгоценный?

Гадалка сжала денежный ком в руке, слегка колыхнулся её шелково-цветастый ситцевый рукав, а когда она разжала ладонь, там и вправду никаких денег не было.

- Ах ты, сука! Отдай деньги! – озверел от наглого цыганского чародейства «шаман».

Такого простого «развода» он не ожидал. Петя схватил цыганку за руку, но кто-то из подружек уже сунул гадалке запеленатого младенца, и, кроме первых двух, подскочили ещё три «вороны». Они угрожающе закаркали, и Петя, плюнув с досады, отступил от табора. В милицию обращаться он не стал. Сам виноват, лопух, судьбу, вишь ты, захотел узнать.

Гадалка с достоинством удалилась, унося с собой в клюве треть Петиных отпускных денежек.

Вернулся очарованный цыганкой Немыкин в камеру хранения, достал из чемодана еще сто рублей, разменял в буфете на мелочь и побежал на электричку. Москву-то, столицу нашей Родины, посмотреть всё равно ведь хочется! Что потом сослуживцам рассказывать? Про Камышки и самогонку? А тут Красная площадь, Кремль, Мавзолей Ленина, метро…

Правда, зараза-цыганка своими фокусами настроение испоганила, и так противно на душе!

Петя присел на лавку и тупо уставился в окно. Электричка набирала ход. Вагон был пустой, только в первом «купе» на скамье сидели два прилично одетых мужичка и коротали время за картами.

- А я вот сейчас короликом вашу дамочку пришлёпну! – замахивался один из них картой.

«В дурака играют» - безразлично подумал Петя. В одном из попутчиков он узнал соседа по салону самолёта. Рядом с ним стояли чемоданы, видимо, он был москвич, а может, и командировочный.

- Эй, товарищ! Товарищ! Идите к нам, поиграем в дурачка, втроём интереснее, - пригласил Петю другой, незнакомый, - да и время скоротаем в пути.

Немыкин неохотно поднялся. «Отвлечься, что ли? Черт с ними, с цыганками».

«Шаман» присел на краешек скамейки.

- Пётр! – коротко представился он честной компании.

Соседа из самолета звали Иваном, и он, действительно, был москвичом, а второй в серой фетровой шляпе и бордовом галстуке, представился Эдуардом. Иван раздал на троих в «дурака», и игра началась.

Когда сыграли три кона, оставив все три раза Эдуарда дураком, раздвинулись двери, и в вагон вошёл новый пассажир. Тоже модно одетый и с «дипломатом» в руке. Не останавливаясь, он хотел пройти дальше по ходу поезда, но Эдик его тормознул.

- Не хотите в дурачка два на два сыграть?

- Извините, тороплюсь, - замялся прохожий, - ну разве, что только одну партию?

Сыграли партию. Теперь в дураках остались Иван и Альфред, так звали «прохожего».

- А, давайте лучше играть в «тридцать одно», - предложил попутчикам Альфред, - игра очень простая, сдаём по три карты на четверых, у кого больше очков, тот и выиграл. «Тридцать одно» перебить могут только три туза. Если у обоих тридцать одно, то партию переигрываем. Кто пасует, тот из игры выбывает и претензий не предъявляет.

Он объяснил, какие карты участвуют в игре, как сдавать и как считать очки.

На кон каждый положил по рублю. Сдали карты и начали торг.

Петя увлекся. Поначалу он проигрывал, потому что у всех оказывалось больше очков, чем у него. Но вдруг ему подфартило – выпало тридцать одно очко. По условиям игры его могли перебить только три туза - практически невозможная комбинация карт. Тем более один туз у Пети уже был.

Двое сказали «пас», а между Эдуардом и Петей Немыкиным начался торг.

- Три рубля, - сказал Петя и положил ещё две мятые рублевки на дипломат Альфреда.

- Пять.

- Десять, - уверенно ответил «шаман».

- Двадцать пять! – сказал Эдик, и кинул ещё две десятки в свою кучку.

«Ого! Четверную не жалко, что ж там у него?» - подумал Немыкин.

- Пятьдесят! - уверенно сказал Петя.

Остальные партнеры сидели и слушали торговлю. Москвич Иван вообще обалдел от таких цифр.

- Семьдесят пять! – ответил Эдуард.

 - Эх! Даю стольник! – рубанул ладонью Немыкин, и добавил несколько бумажек в свою стопку до сотни.

 - Сто двадцать, - ответил на это Эдик.

Всё. У Немыкина закончились все денежки. Играть дальше было нечем.

- Пас! - сдался разом вспотевший Петя и кинул карты на стол.

Эдик сгрёб всю наличность и небрежно засунул бумажки в карман. После этого показал карты - там лежали две девятки и десятка. Всего 28 очков!

- Эх! Надо было дальше тебе торговаться! – сказали Пете партнёры.

Немыкин молча вывернул и показал всем пустые карманы.

- А у тебя самого есть, чем торговаться дальше? - подозрительно спросил он у Эдуарда.

Тот с готовностью вытащил и показал Пете целую пачку десяток. Крыть «шифрику» было нечем.

Помявшись, он выпросил у Эдуарда рубль на обратную дорогу и сел в сторонке.

Через десять минут было покончено и с Иваном. Все свои денежки азартный москвич проиграл Альфреду.

- Ну, до следующих встреч, друзья, - вежливо попрощались попутчики, - нам пора выходить.

Московские каталы «Альфред» и «Эдуард» одновременно сошли на какой-то промежуточной станции и растворились в толпе.

А ещё через несколько минут взору московского гостя предстала красавица Москва. Разочарованный таким гнусным столичным приёмом, Петя вышел на перрон Павелецкого вокзала, нервно выкурил «беломорину», затем пересел в обратную электричку и вернулся в Домодедово. Там мичман Немыкин пересчитал остаток своей наличности: сто двадцать рублей.

Впереди оставалось ещё сорок четыре дня отпуска.

«Хрен, когда ещё я в Москву приеду, чтоб она провалилась», - злобно подумал отпускник и по зову громогласного репродуктора направился на посадку в самолёт на Саратов.

2

До Камышков Немыкин добрался без особых приключений. Деньги он больше не доставал и даже на автовокзале в Саратове не соблазнился горячими пирожками с печёнкой, которые очень любил. Тем более, что и тут бродили цыганки. Впрочем, они были с сумками, ждали автобуса и ни к кому с гаданиями не приставали.

В родительском доме «шифрика» встретили ахи–охи, вздохи, поцелуи родни и крепкие объятья друзей. Петя с широкой улыбкой на лице принимал парад. На его черной тужурке сияли две медали, разные значки: за классность, «За дальний поход», какие-то ещё жетоны, которыми его снабдили друзья–сослуживцы.

Потом был длинный стол под навесом в саду, незамысловатые тосты, неимоверное количество самогона под натуральную деревенскую закуску.

- За тех, кто в море, на вахте и в дозоре! - выдал очередной тост Немыкин.

Все дружно пили за моряков, за Тихоокеанский флот, потом за здоровье стариков, за прекрасных дам. Прекрасные камышковские дамы были уже пьяны в драбадан, потому что застолью шел уже пятый час.

Поскольку была суббота, всей гурьбой повалили на танцы в сельский клуб. Петя шёл во главе разношерстной толпы в расстёгнутой тужурке со всеми регалиями. Под руки его держали две весёлых подруги. Они хохотали и приплясывали.

- Песню за-пе-вай! – скомандовал отпускник и сам запел «Варяга».

- Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», пощады никто не жела…а…а…ет! - пели все недружно, но зато мощно.

В душном зале клуба собралась вся местная молодёжь. Немыкина все знали и подходили поздороваться – парни за руку, а девчата поцелуем в щёчку. От поцелуев у Пети всё лицо было в красных пятнах помады.

Потом танцевали, потом «шаман» пригласил всех в буфет и угощал пивом и бутербродами. После пива пили шампанское «за приезд героя-тихоокеанца». Щедрый Петя выгребал остатки отпускных денег на кутёж.

Под занавес, когда закончились танцы и музыканты ушли со сцены, какой-то пытливый паренёк рассмотрел Петины награды повнимательней.

- Ты чо дурку гонишь, Петро, - сказал он при всей компании, - две одинаковых медали ещё никому не давали, гляньте, чо тут у него пришпилено!

Все посмотрели медали и загоготали.

- Ну, ты, Петя, даёшь!

Обидевшись, Немыкин с размаху заехал бдительному дружку в ухо. Спонтанно и как-то радостно началась драка. Через пять минут махаловки никто уже не помнил, из-за чего она произошла. Все с великим удовольствием лупили друг друга, как это бывает только у русских людей, когда они находятся в настроении и изрядном подпитии. Били вначале кулаками, потом в ход пошла мебель. По свистку подоспевшей милиции так же внезапно, как началась, драка закончилась.

Зачинщика – Петю Немыкина - повязали и увезли в милицейский участок. Там составили протокол о хулиганских действиях тихоокеанца.

Подсчитали нанесённый ущерб – 57 рублей. В такую сумму оценили работники клуба разбитые стулья и хрустальную люстру. Хотя, если честно, люстру Петя не трогал, она упала на головы драчунов сама от сотрясения воздуха.

Ещё до потасовки мичман потратил на угощенье односельчан около шестидесяти рублей и теперь последние свои гроши отдал начальнику клуба, чтобы не возбуждали уголовное дело.

Так в первый же день своего отпуска «шаман» Немыкин остался совершенно без денег. Надо было заказывать «буксиры»…

Получив телеграмму с текстом «Срочно шли три буксира», мичман Храмов озадачился. После убытия «шамана» в отпуск не прошло и трёх суток. «Вот это Петя кутит!» - с восхищением подумал Саня Храмов.

По внутренней трансляции Храмова вызвали в каюту замполита Синютина.

- Что это за телеграммки странные вы получаете от мичмана Немыкина, - подозрительно спросил зам, - какие ещё там буксиры в саратовской глуши?

Храмов сопел и молчал. Выдавать друга не хотелось.

- Вам не кажется странным тот факт, что наш шифровальщик шлет кодированные депеши о каких-то буксирах? - глядя в упор на Саню Храмова, тягуче процедил замполит. - Пойду-ка я в особый отдел дивизии, чёрт его знает, может Немыкина завербовали? Может, он уже и не в Камышках вовсе, а за бугор пытается свалить?

Храмов заволновался.

- Товарищ капитан–лейтенант, может, это он денег хочет? Может, отпускные закончились? А открыто попросить стесняется.

- Не порите чушь, мичман Храмов, я вам не верю, - холодно ответил замполит, - ваш дружок получил больше трёхсот рублей отпускных, проездные билеты туда и обратно ему купила Родина, пропить такие деньги за двое суток не под силу даже адмиралу в лучшем ресторане Владивостока.

Замполит Синютин подозрительно посмотрел на Храмова.

- Я думаю, что вы лично вступили с ним в преступный сговор, хотите вместе Родину продать, - убийственно добавил замполит, - идите пока к себе, но с лодки ни шагу. Я вахту предупрежу.

И закрутилось–завертелось. Послали телеграфный запрос в село Ал-Гай - районный центр: становился ли на воинский учёт мичман Немыкин. Оттуда ответили, что мичман Немыкин из Камышков не приезжал и на воинский учет не становился.

Да и как горемыка мог приехать, если к третьему дню пребывания в родном селе он самостоятельно уже и двигаться не мог? Хоть и денег не было у Пети, но зато было много друзей, подруг, двоюродных и троюродных родственников.

От двора до двора «шамана» водили под руки. Не прийти в гости значило кровно обидеть. В гостях Петя дегустировал самогон и оставался ночевать, не дойдя до дома. До девушек ни руки, ни всё остальное у него никак не доходило, несмотря на прогнозы друга Храмова «дружить по очереди» с ними.

Приехала из Саратова старшая Петина сестра – врач областной поликлиники, увидела это безобразие и увезла пьяненького папу и усталую от празднеств маму с собой.

- Пётр! – строго сказала она брату на прощание, - езжай назад, алкаши тебя угробят.

После многочисленных застолий Петина тужурка превратилась в засаленную тряпку с винно-водочными разводами. Где-то потерялась вторая юбилейная медаль. На фуражку постоянно кто-нибудь садился, и она приняла форму блина с треснувшим посередине черным козырьком. Но это были мелочи.

Самое главное, что Немыкин не мог найти своего портмоне с удостоверением личности и проездными документами. Все нетрезвые попытки найти их были пустыми. Кожаный черный бумажник канул в неизвестность.

Смутно вспоминалась гулянка на берегу огромного пруда, вырытого посреди села. На его месте раньше была балка, густо поросшая камышом (отсюда и название села), а теперь любимое место отдыха сельчан.

На той гулянке, как вспоминал Петя, он часто снимал свою флотскую тужурку, где во внутреннем кармане лежал бумажник и накидывал на плечи Насте Рыжовой… или, может, Катьке Зайцевой?

Потом гулял с какой-то девчонкой до лесочка – единственного островка зелени в засушливом степном селе. С кем он там гулял, Петя не помнил. Искали документы и в лесочке, и на берегу пруда, но безуспешно.

Через пять дней в Камышки приехала в отпуск новая сельская знаменитость – Колька Медведев. Он был капитаном и служил в ВДВ. Своей мускулистой фигурой и богатым «иконостасом» на груди он затмил «флотоводца» Петю с его жидкими побрякушками. И деньги он не растрынькал по дороге в родимые Камышки, в отличие от мичмана.

Про Немыкина с его проблемами все тут же забыли. Дома у него всё было выпито и съедено. Коварные девушки переметнулись к Медведеву. Тот теперь «зажигал» в клубе, а Немыкин сидел дома и никуда не ходил.

Сердобольная соседка баба Дуся приносила ему остатки от еды своих домочадцев и почти целые «бычки» от папирос и сигарет.

…Замполит Синютин перехватил вторую телеграмму, предназначенную «резиденту» Храмову:

«Саша все мои буксиры утонули тчк перелёт невозможен жду буксиры».

Как и первую немыкинскую депешу, он передал телеграмму в особый отдел дивизии подводных лодок.

- Специалисты разберутся, - зловеще сказал он арестованному и посаженному под замок мичману Храмову.

Сверху командиру немыкинского атомохода поступила команда: разобраться, найти и доставить! Прохождение некоторых команд на флоте занимает довольно большой промежуток времени.

Пока готовили поисковую группу, пока выписывали командировку, от Немыкина пришла еще одна срочная, кричащая телеграмма.Теперь уже лично командиру атомохода.

Это была совсем не шифровка, и в ней был понятный всем текст: «денег нет зпт проездные и удостоверение потерял тчк умоляю увезите меня отсюда домой в дивизию тчк Немыкин».