По-разному складывались солдатские судьбы на войне. Кроме гибели, увечья была ещё одна страшная беда - плен.
Ведь советская идеология незыблемо стояла на том, военнопленный - это трус, предатель и что лучше убить себя, чем сдаться. Миллионы наших солдат и офицеров прошли через ад лагерей для военнопленных. В плену приходилось опираться только на свою душевную стойкость. И неизвестно, что труднее: выстоять в бою, где "на миру и смерть красна", или сломаться в плену, заведомо зная, что награда будет только одна - твоя собственная спасенная жизнь.
Алексей Федотович СИДОРОВ, герой моего очерка, перенёс не менее драматические испытания в плену. И, как и Иван Соколов из замечательного шолоховского рассказа "Судьба человека", вышел из них с честью.
Алексей Сидоров, уроженец ст. Фастовецкой, уже умер, но сохранились его воспоминания.
Директор Фастовецкого станичного музея Г.С. Петрушенко, которая записывала их, до сих пор рассказывает с глубоким волнением, как нелегко это ему далось. Память о пережитом была настолько мучительной, что этот мужчина, человек выдержанный и далеко не сентиментальный, не мог удержать слез. А жена умоляла его замолчать, боялась, что не выдержит изболевшееся сердце. Многое из того, о чем повествовал муж, было неизвестно даже ей, так невыносимо больно было ему ворошить прошлое.
Лишь незадолго до смерти Алексей Федотович рассказал все.
К началу Великой Отечественной Алексею исполнилось двадцать четыре года. Он уже отслужил действительную, участвовал в русско-финской войне. Так что на фронт в сентябре сорок первого попал не желторотый юнец, а опытный обстрелянный боец. Поэтому его сразу назначили помощником командира взвода. Летом 1942 г., во время тяжелейших боев под Ростовом, пехотный взвод Алексея попал в окружение. Решили пробиваться с боями. Но боеприпасов не было, и бойцы продвигались в основном по ночам, днем затаиваясь то в балках, то в зарослях терна. По степным дорогам несмолкающими, бесконечными колоннами катили на мотоциклах, машинах, танках завоеватели. В сторону Сталинграда…
На хуторе Красном немцы захватили остатки взвода врасплох и взяли в плен. Длинной понурой лентой, под испепеляющим августовским солнцем двигались колонны военнопленных. Падали раненые, контуженные, ослабевшие без воды и пищи, а в колонны вливались все новые группы измученных, оборванных, униженных неволей людей. По всей степи растянулись такие колонны.
На каждой остановке немцы искали среди пленных коммунистов, офицеров, евреев и тут же расстреливали. Алексею тоже грозил расстрел на месте. Но по пути удалось выбросить в колодец документы. Бойцы командира не выдали.
Колонну пригнали в Белую Церковь и разместили на мельнице. Там увидел Алексей девушек-военнопленных - изнасилованных, обезображенных, замученных почти до смерти. Среди трагических картин войны эта стала для бойца одной из самых страшных. Как ни ужасен плен для мужчин, во сто крат он страшнее для женщины, особенно юной.
После короткой передышки колонна побрела дальше на Украину. В Мариуполе пленных затолкали в старое пятиэтажное здание - тысяч двадцать народу. Негде было не то что лечь - сидели по очереди. Пленных гоняли на погрузку вагонов. Они таскали тяжелые ящики с тушенкой, мешки с сахаром и крупами - истощенные, обессиленные. Их почти не кормили. Раз в день - какая-то жижа с опилками. Они выкапывали червей, выдёргивали и пытались жевать уже высохшую истоптанную траву. Народ умирал десятками от голода, побоев, жары днём, холода ночью, от тяжёлого труда и тяжких унижений.
Заболел и Алексей Федотович. Заболел так, что казалось: вот она, смерть, рядом! И привиделось ему в бреду встающее над горизонтом солнце, багровое, перерезанное тучкой, солнце, похожее на пирог. А он всё глубже погружается в болото. В страшном напряжении, из последних сил тянет он к солнцу руку - жить, жить! Медленно, нехотя отпускает его трясина. И вот уже Алексей идёт - идёт навстречу солнцу, похожему на пирог!
Очнувшись весь в поту, с больно колотящимся сердцем, он почему-то понял, что обязательно выживет! И судьба вскоре даровала ему встречу в плену со своими односельчанами. Пятеро фастовчан оказались в одно время в Ворошиловских лагерях (вероятно, в Ворошиловграде, ныне Луганск - прим. автора) - Терский, Н.Ф. Ильин, Плотников, Батютин и он, Алексей Сидоров. Условия, в которых они выживали, были просто нечеловеческими. Ели даже то, что и представить невозможно и сказать нельзя.
Но крепко держались вместе земляки! Как могли, поддерживали друг друга, делились последней ложкой баланды, последней тряпкой на портянки.
Алексей, как только оправился от болезни, начал делать мундштуки, рисовать игральные карты - на продажу, а вернее, на обмен.
Ни в одном произведении о войне, лагере, плене не приходилось мне встречаться с такой деталью. Мы представляем себе концлагерь как ряды колючей проволоки с вышками по углам, понурые, согбенные ряды пленников. Это неполное представление: жизнь, пусть и в нечеловеческих условиях, продолжалась и здесь. Между людьми завязывались самые разнообразные отношения, в том числе и своего рода отношения торговли или обмена. Были в лагерях своеобразные базарчики. Хотя, казалось бы, какое могло быть имущество у этих людей. Hо, тем не менее, кто-то нес на эти базарчики утаенные часы, кто-то кирзачи, кто-то пайку хлеба. Пpиходили на эти стихийные рынки и немцы, в основном из охраны, тоже меняли одно на другое. Не одного пленного спасли эти рынки от голодной смерти. Спасли они и Алексея, и его односельчан.
Bce дальше от родины увозят эшелоны. Лагерь Шталах в Австрии встретил надписью под железными воротами: "Колеса должны вертеться до победного конца". Любили фашисты что-нибудь глубокомысленное написать на своих "фабриках смeрти". В Шталах попал Алексей уже только с двумя односельчанами. Это был интернациональный концлагерь, кроме русских, здесь были французы, американцы, англичане. У каждого - свой номер. Навеки врезался в самое сердце Алексея Федотовича его номер - 6237.
Военнопленные валили лес, строили дороги в гopax. Вcё вручную. Труд, непосильный даже для сытых здоровых мужчин, бесконечные издевательства, избиения, мучительный голод.
Потом был лагерь Гиссинг, за ним Грац. В Граце Алексею попалась на глаза газета, выпущенная РОА - русской освободительной армией, командовал которой генерал-предатель Власов. Газетёнка, естественно, оголтело твердила о неминуемой победе германского оружия, призывала встать под знамение РОА. Но пленники сумели между строк прочесть - советские войска уже освободили свою Родину и воюют в Европе, союзники открыли второй фронт. Об этом же рассказывали и пленные американцы. Они, в отличие от советских солдат, состояли под защитой Красного Креста, получали посылки, письма из дома. И фашисты над ними меньше издевались.
Снисхождение получали лишь те из советских военнопленных, кто соглашался перейти во власовскую армию. Фашистская пропаганда была назойливой, неумолчной. И однажды Алексей в знак протеста запел в колонне, которую гнали на работу: "Широка страна моя родная…". Голосистого запевалу поддержала разноязыковая колонна.
Шли первые месяцы сорок пятого года. Немцы зверствовали уже меньше, предчувствуя конец войны. Так что бунтарей не расстреляли, а перевели в штрафной лагерь Ригниц. Здесь Алексей узнал, что бои идут в самой Германии. Он бежит - его ловят, он снова бежит. Несколько попыток побега сорвались. Наконец однажды пятерым беглецам удалось оторваться от погони. Всю ночь они шли, бежали, прячась в виноградниках. И наткнулись на советскую разведку.
Офицер из СМЕРШа (контрразведка «Смерть шпионам» - Т.Б.), к которому их привели на допрос, уже отдал приказ расстрелять. Спасла всех фамилия Алексея. В комнату, где шёл допрос, вошёл советский офицер, комендант станции. Услышав фамилию «Сидоров», он обрадованно прогудел: «О, родня! Я тоже Сидоров». И упросил не слишком кровожадного смершевца отдать ему беглецов. Пройдя все тяготы фильтрационных пунктов, они разъехались по домам. Алексей приехал в Тихорецк под утро. Пока шёл в Фастовецкую, рассвело. Солдат шагал, полной грудью вдыхал ветер с родных полей, жадно глядя вокруг. Ноги сами несли его к родному порогу, сердце рвалось из груди. Посмотрел на восток: там всходило неяркое ещё солнце, перерезанное узким облачком - солнце из его сна. Солнце, похожее на пирог! Сел солдат на дорогу. И заплакал…
Алексей Федотович Сидоров прожил большую, нелёгкую, но достойную жизнь. Он честно и много работал, воспитал хороших детей. Не раз судьба дарила ему светлые, радостные, счастливые мгновения. Но больше всего врезалось ему в память то мгновение, когда он увидел наяву солнце из его пророческого сна - солнце, похожее на пирог. Солнце Родины! Солнце Свободы!