Тихоречанин Юрий ТКАЧЕВ - наш постоянный автор, член Союза журналистов России, капитан третьего ранга в запасе, служивший в военно-морском флоте более 25 лет. Сегодня мы предлагаем вам ещё один его рассказ.
Ранняя дальневосточная весна, ноздреватый от темных проталин снег, мутное утро. Место действия – бухта Большой Улисс, бригада ракетных и торпедных катеров.
В 5 часов утра тяжелый свинец, наконец, вытек из опухших от бессонницы мозгов на края век, ресницы склеились, и дежурный по бригаде заснул мертвым сном, воткнувшись лицом в пластиковую столешницу. Сегодня капитан-лейтенант Коля Курагин до полуночи отлавливал бербазовских самовольщиков, потом вызвал к себе и долго долбал дежурного по бербазе вещевика лейтенанта Витю Гузина за пьянку «годков» в автопарке.
Витя Гузин только что сам принял вечернюю пайку «шила» и с удовольствием выслушал душевные излияния старшего дежурного.
Неприятности продолжились. В полночь у замполита дивизиона консервации прямо с пирса угнали мотоцикл «Урал», и замуля никак не мог уехать домой. Истрепал, верный слуга партии, Курагину все нервы. «Ищи, давай, ты дежурный, ты и виноват!».
Пришлось Коле на дежурном "УАЗике" мотаться по окрестностям бухты Улисс, оставив за себя своего помощника.
Впрочем, мотоцикл объявился самостоятельно в два часа ночи. Он стоял на том же месте, на пирсе консервации, но с помятым крылом и весь в грязном талом снегу. Двигатель ещё был горячий, а в коляске на сиденье дежурный по бригаде катеров обнаружил забытую женскую рукавичку.
Коля высвистал полусонного замполита, обрадовал его мотоциклом и пошел душить вахтенных на пирсе. Выяснять, кто ездил.
- Завтра вам в морге поставят диагноз, - орал он им в уши, - «асфиксия…я…а»!
Душил до тех пор, пока матросики не сдали своего соратника и потенциального благодетеля, который за таинство соития с улиссовской гейшей пообещал им по стакану самогона. Этот домашний горячительный напиток катерный Казанова – матрос Саакян добыл в хоть и конспиративной, но широко известной всем страждущим винокурне, на Малом Улиссе, куда мотался на замовском мотоцикле. Заодно он зацепил там и бесхозную девицу, с которой теперь развлекался на катере в машинном отделении.
До четырех утра бешеный капитан-лейтенант Курагин гонял полуголых сексуальных партнёров по пирсам бригады. Он кровожадно махал кортиком и нечленораздельно выкрикивал непристойные слова…
…И вот теперь утомлённое ликвидацией всех этих безобразий дежурное тело безмятежно и крепко спало внутри обшарпанной беседки, гордо именуемой «рубкой дежурного по бригаде».
До подъема оставался ровно час. Ноги в черных уставных «карасях» отдыхали от ботинок. Коля обеспечил себе минимум комфорта, сняв обувь и подложив под щеку служебную документацию. Из уголка рта протекла струйка слюней прямо на запись в вахтенном журнале «Сдал – принял».
Левая рука Курагина безжизненно свалилась со стола во что-то щетинистое и живое. Живое ритмично двигалось.
Даже всесильный бог сна Морфей не притупит у военного человека бдительность и ответственность за вверенное ему боевое дежурство.
Коля инстинктивно отдёрнул руку и окончательно проснулся. Осоловело поведя красными от недосыпа глазами он, вздрогнув от ужаса, увидел стадо свиней. Худых, грязных и очень активных.
Они, стараясь не хрюкать, чтобы не разбудить дежурного по бригаде, пожирали всё, что можно было найти в рубке. У ближайшей к Курагину свиньи из пасти свисали черные усы.
«Хромачи» сожрала, – ахнуло внутри Коли, - шнурками, гадина, подавилась!».
Свиней Коля уважал только в виде домашней колбасы, тушенки или котлет. А тут грязные, живые и голодные твари завтракают ещё новыми ботинками и, судя по всему, готовы закусить и самим дежурным по бригаде.
Они с вожделением поглядывали на Курагина маслянистыми карими глазками в обрамлении белёсых ресниц. От остатков Колиного ужина в мусорном ведре, половой тряпки и флотских ботинок свинский аппетит только разыгрался. На спинах голодных хрюшек чёрным кузбасс-лаком под трафарет были изображены две буквы – «ББ», то есть «береговая база».
Ответственный за подсобное хозяйство бригады катеров – начпрод бербазы старший лейтенант Токарев, замотанный неблагодарной службой, дежурствами, семейными неурядицами и подчиненными азиатскими матросами – работниками подсобного хозяйства - выпустил своё стадо на вольные хлеба.
Оголодавшие свиньи вчера пробавлялись пищевыми отходами наверху за штабной столовой, а ночью спустились на пирс.
Коля резво с ногами забрался на стол, крутанул ручку и схватил трубку полевого телефона:
- Дежурный по бербазе лейтенант Гузин! – сонно отозвалась трубка.
- Гузин… ать! Убью, ..., на…! Свиньи! Свиньи!
Лейтенант Гузин бросил трубку. Гордая военно-морская его душа оскорблений не терпела.
- Сам ты свинья! – сказал он телефонному аппарату.
Аппарат зазвонил снова.
- Не бросай трубку, дурак! Боевая тревога! Нападение свиней на бригаду катеров! - вопил дежурный по бригаде.
Тогда, в годы противостояния двух ядерных держав, вероятность нападения американцев на страну Советов в тысячу раз превышала вероятность нападения стада свиней на мощное ракетно-торпедное морское соединение.
Витя Гузин был уже опытным лейтенантом. Его лейтенантству шёл уже четвертый год. Правда, полгода он побывал в звании старшего лейтенанта и даже послужил в дружественной стране – Вьетнаме. Но потом, по семейным обстоятельствам, Витя опять начал попивать, и статус-кво было восстановлено приказом комфлота.
Дежурный по бригаде явно съехал с катушек. Что там ему привиделось, чего он там орет и обзывается?
Витя решил лично обследовать поле битвы. Вооружение дежурного по береговой базе было помощнее – пистолет Макарова и 16 патронов к нему. Это тебе не кортик, который поражает цель на расстоянии вытянутой руки.
То, что Гузин увидел, прибыв на место чрезвычайной ситуации, поразило его так, что на некоторое время он впал в ступор. Минуты три он смотрел, как несколько истекающих кровью свиней с озверелыми мордами стаскивают дежурного по бригаде со стола. Курагин, как пикадор, тыкал в свиные туши окровавленным кортиком. Бедолага был без ботинок и в оборванных до колен черных лавсановых брюках.
- Чего смотришь, скотина! Стреляй! – заорал Вите дежурный по бригаде катеров.
Гузин опустил рычажок предохранителя и передернул затвор "Макара". Первая пуля ранила одну из агрессорш, чем озлобила её окончательно. Свинья развернулась и с места в карьер кинулась на Витю Гузина. За ней на Витю бросились еще две хрюшки. Потом всё остальное стадо.
Дежурный по бербазе лейтенант флота Гузин пустился в позорное бегство. Оглядываясь, он на бегу дрожащей рукой слал пулю за пулей в «молоко»…
…Было без пяти минут шесть. Командир бригады капитан 1 ранга Пискунов имел неприятную для дежурной службы привычку – проверять организацию подъёма личного состава.
Вот и в это злосчастное утро он ехал на своём "УАЗике" в родимую бригаду. Стрельбу он услышал еще на полдороге от Малого до Большого Улисса.
- Что там за хренотень? – запрыгал комбриг на своем сидении, вглядываясь в туманные силуэты катеров. – Давай-ка, Славик, газку прибавь!
В разгромленной рубке дежурного по бригаде его встретил с докладом дежурный - капитан-лейтенант Курагин. Вид его был страшен и решителен. Он был в одних носках. В правой руке его был зажат обнаженный окровавленный кортик. Оборванные до колен штаны и кремовая флотская рубашка тоже были в кляксах крови. На обезумевшем лице застыло выражение: «Убью».
- Товарищ-..щ капитан первого ранга! За время моего дежурства происшествий не случилось, за исключением…, - Коля вдруг весь обмяк и глухо зарыдал после пережитого потрясения, - свиньи… свиньи, проклятые свиньи!
Пискунов изумлённо разглядывал дежурного по бригаде и разбросанный по помещению изгрызанный инвентарь. Такого безобразия за всю свою долгую военно-морскую службу он не видел.
- Ибя.. -я, Курагин, что это вы себе позволяете? Кто это здесь у нас свиньи?
- Бербаза... натравила... на меня своих голодных свиней, - просипел, дергая кадыком Коля Курагин, - пришлось отбиваться.
Пискунов повёл носом и поморщился. Помещение рубки дежурного источало мерзкие миазмы свинарника. Немудрено – на шести квадратных метрах опорожнилось больше десятка свиней.
К полудню начпрод Коля Токарев со своими таджиками отловил одичавшее стадо и водворил его на постоянное место жительства – в подсобное хозяйство.
А рубку дежурного пришлось снести. Избавить её от жуткой вони не могли никакие моющие средства.