Фото из личного архива Е. ПРУДНИКА.
Он — потомственный казак, который по праву гордится своими прадедами.
«Тихорецкие вести» уже знакомили читателей с поэзией Евгения Прудника из поселка Малороссийского. А теперь хотим рассказать немного и о самом авторе. Вернее, о его предках, которым тихорецкий казак нередко посвящает свои произведения.
- В лирике у меня преобладает трагизм, - сразу предупредил Евгений районку. – Есть строки об исторических событиях, церковных праздниках и предках. Недавно рассматривал фотографию прадеда, служившего в Петербурге, сами собой сложились строки о нем и о других тихорецких казаках.
Мой прадед, Алексей Бунеев из станицы Архангельской, сидит в центре снимка. Фотография сделана во время его службы в Петербурге. Судьба его, увы, неизвестна — он сгинул во время событий 1917—1918 годов.
Алексей Стефанович родился в 1880 году, его супруга и моя прабабка Мария Алексеевна Бунеева – в 1880-х годах, точнее неизвестно, а умерла в 1959-м.
Их портреты, как и снимок с шестью казаками, были сделаны в 1913 году в Петербурге, когда Мария Алексеевна ездила проведать мужа. Трагична судьба и моего деда, их старшего сына: Александр Алексеевич, годы жизни 1908-1943-й, пропал без вести. А его брат и младший сын Иван Алексеевич (родился в 1913-м, умер в 1993-м), был Героем Социалистического Труда. Он всю жизнь провел в Архангельской, трудился в колхозе «Советская Родина». Ныне покоится на станичном кладбище.
Где Георгий блестел
Петроградский фотосалон «Идеалъ»,
Что на Невском, двадцать семь.
Фотограф волшебные тайны знал –
Все молоды, живы все.
Папахи, черкески, рядком газыри,
Улыбки в глазах озорных.
Глядят как бессмертные богатыри –
Порадуют снимком родных.
С Терновской, с Архангельской те казаки,
Кинжалы при левом бедре.
Стремительны, дерзки, бесстрашны, ловки
И – лавою на заре!
Но это ж ещё неизвестно когда,
Чтоб грудью – да на свинец!
Пребудут, наверно, года и года –
Минует нас смертный венец…
По фото излом обозначил путь,
Трагичный суля удел,
Стрелой обернулся и впился в грудь,
Туда, где Георгий блестел…
Деду
Я почти вдвое старше деда своего.
Давно остыла боль кровавых шрамов.
И знаю: не было б Победы без него,
И выпью за него наркомовских сто граммов.
В сорок втором под Курском невзначай
Он вдруг навеки молодым остался –
Упал, подмяв цветущий иван-чай,
Встать захотел – не смог, как ни пытался…
Порою слышу, когда душит тяжкий мрак:
«Давай держись, внучок седобородый!
Не забывай и помни: ты – казак,
И роду нашему не будет перевода!»