Комсомолец Валера Душко

Тихоречанин Юрий ТКАЧЕВ - наш постоянный автор, член Союза журналистов России, капитан третьего ранга в запасе, служивший в военно-морском флоте более 25 лет. Сегодня мы предлагаем вам ещё один его рассказ.

Этот цветочек, это хрупкое беззащитное растение, почему-то носило человеческое имя.

Валера Душко, единственный сын горячо любимой и взаимно любящей своё чадо мамочки, родился и жил в Киеве, там же он в 1976 году выучился на военно-морского политического работника.

Каким-то необъяснимым образом эта нежная украинская мимоза попала во Владивосток, в жесткие лапы Тихоокеанского флота, в необузданное и грубое сообщество офицеров береговой базы ракетных и торпедных катеров.

К тому времени, когда это чудо – Валера Душко, был назначен к нам на бербазу секретарём комсомольской организации, я отслужил уже первые два года, ожидал звания старшего лейтенанта и, в его глазах, выглядел бывалым флотоводцем. Поэтому по всем непонятным ему вопросам военной службы, он обращался только ко мне. Его наивность мне импонировала, и я взял его под свое покровительство.

- Юра! – спрашивал у меня Душко. - Что такое узел?

- Завяжи шкертик, вот тебе и узел. Шкерт - это, Валера, такая флотская веревочка.

- Да нет, я же серьезно спрашиваю. Вот здесь написано: скорость торпедного катера тридцать шесть узлов. Мы изучали, но я позабыл.

- А! Вот что ты имеешь в виду! Узел, голубь, это миля в час. Может, ты не знаешь, что такое морская миля?

- Как это не знаю? – возмущается Валера. - Миля – это 1852 метра.

- Молодец, Валера, - отвечал я, - ты еще не совсем потерян для лучшей береговой базы Тихоокеанского флота.

Новый «комсомолец» был холостяком, жилье ему не светило, поэтому он поселился в своем кабинете, дополнив его продавленным диваном. Все остальное, необходимое для проживания без особых излишеств и выполнения нехитрых служебных обязанностей, там уже было – платяной кривобокий шкаф, стол с инструкциями под стеклом и три шатких стула. У окна в ведре с землей стояло чахлое растение, напоминающее фикус.

Комсомольские учетные карточки лейтенант Душко хранил в обувной коробке из-за отсутствия сейфа.

С первых дней службы Валера заскучал по дому, на стенах его кабинета появились многочисленные одинаковые карандашные надписи – "Київ", он повсеместно бранил «проклятих москалей», сославших его в такую даль.

Надо сказать, что Валера Душко, ко всему прочему, оказался украинским националистом. Тоску по «рiдной батькiвщине» он изливал на наши головы в виде жалоб на всё.

Душко явно не мог стойко переносить все тяготы и лишения военной службы, как велела присяга.

Хотя должность его была непыльная и никто, кроме политотдельского «комсомольца» старшего лейтенанта Гусева, его работой не напрягал, Валера страдал от самой военной системы, построений, уставов, вида расхристанных матросов береговой базы, отсутствия домашней еды и сладкого.

В вечных помыслах о Киеве, доме, он стал рассеян. Стал думать, как безболезненно завершить еще почти не начатую военную службу.

Уйти просто так из Вооруженных Сил в то время было практически невозможно. Зря, что ли, Родина на вас убогих потратила деньги на учебу? Пей, прогуливай службу, загуби работу хоть десяти комсомольских организаций, но отдай Родине свой воинский долг. Квартиру, мерзавец, ты все равно не получишь, очередное звание – тоже шиш, но и лишить звания лейтенанта и уволить на гражданку никто не мог кроме министра обороны, поскольку первое офицерское звание присваивал именно он. Отвлекать целого министра обороны по таким пустяшным вопросам, как увольнение в запас за пьянство или прогулы отдельно взятого лоботряса, отцам-командирам как-то не хотелось.

Имея привычку жечь разные бумажки в пепельнице и задумчиво созерцать огонь, Валера нечаянно сжег, таким образом, две учетные карточки комсомольцев, валяющихся в бумажном хламе на его рабочем столе.

После этого он получил первый нагоняй от начальника политотдела бригады ракетных катеров – его прямого начальника.

Раньше "комсомолец" был абстинентом, а теперь начал потихоньку пить пиво. Затем любовь к пиву незаметно для Валеры перешла на водку.

Флотская водка, или в просторечии «шило», получалась путем разбавления корабельного спирта напополам с водой. Степень вонючести зависела от ГОСТа спирта. Технический гидролизный спирт имел резкий запах резиновой галоши. Спирт- ректификат был удобоварим, но пили его особы приближенные к начальнику шкиперского склада. А уж настоящий медицинский спирт на береговой базе по долгу службы употреблял только сорокалетний «карьерист» старший лейтенант медицинской службы Петров Анатолий Иванович.

Валера себя на флоте ещё ничем не проявил и поэтому скромно пил простой гидролизный спирт, закусывая его крупно нарезанным шматом сала. Он регулярно получал посылки из дому от заботливой мамы с соленым салом и конфетами. Если конфетами Валера еще делился с сослуживцами, то сало, как истинный хохол, урча от наслаждения, поедал один.

После «шила» утром у него все внутри пересыхало, и на этот случай в боевой готовности всегда стояли две трехлитровые банки для пива и газетный сверток с пайковой сушеной воблой.

За пивом надо было тащиться с болезненным утренним синдромом вдоль берега от бухты Большой Улисс до бухты Малый Улисс почти два километра. Там в буфете судостроительного завода всегда можно было разжиться заветным напитком.

Через полгода службы Валера стал там своим человеком, катал и ловко открывал пивные бочки, как бы нечаянно трогал за выпуклости озорных языкатых продавщиц, потом общался за кружкой пива с простым советским народом, с такими же, как и у Валеры, пересушенными внутренностями от вчерашнего.

- Валерка! – хрипло кричали ему заводские работяги. – Тащи сюда свою воблу, мы уже взяли тебе литру "жигулевского". Махнем не глядя!

- Валерик! – томным голоском звала разбитная буфетчица Райка. - Открой бочечку, пожалуйста, а я тебе, касатик, после работы, что-то да-а-ам!

Рисунок Сергея Сапрунова

Как-то его бербазовское логово посетил журналист из флотской газеты «Боевая Вахта». Причем не один, а с начальником политотдела бригады капитаном 2 ранга Малаховым и вышестоящим образцовым «комсомольцем» старшим лейтенантом Гусевым.

Было осеннее, серое, промозглое утро. За пыльными стеклами кабинета «комсомольца» виднелось такое же серое море с пенистыми барашками волн. Катера, привязанные швартовыми к берегу, переваливались с борта на борт. Вождь пролетариата в виде маленького памятника на одном из пирсов решительно показывал кепкой направление на пивнушку в бухте Малый Улисс.

Традиционно трещала от вечернего «чаепития» с катерниками Валерина голова. Во рту, казалось, оправился табун лошадей вместе с конюхами. Шепотом проклиная щедрых на «шило» москалей из дивизиона консервации, Душко привычно воткнул две трехлитровых банки в объемистый баул и был уже готов отбыть в командировку за пивом…

Нежданная комиссия загубила все его планы. Начпо сел за стол и, к своему удивлению, обнаружил под стеклом на столе фотографию голой красотки. Даже не в эротическом виде, а самое, что ни на есть порно.

Валера был близорук, постоянно носил очки, вот кто-то и воспользовался его подслеповатостью, подсунув, ради шутки, этот «подарок».

- Душко! Мать-перемать! Что это за б…?– гневно спросил Малахов.

Валера надел очки и заворожено посмотрел на снимок:

- Девушка какая-то, - осторожно ответил он, - но я лично её не знаю.

- Душко, вы что, идиот? Порвите эту гадость сейчас же! Да-да при мне!

Валера с сожалением разорвал красотку на четыре части, преодолевая острое желание рассмотреть её повнимательней.

- Скажите, Душко, - вдруг вкрадчиво спросил собкор «Боевой Вахты», - а где же у вас портреты вождей?

Валера удивленно повел взглядом по стенам, и действительно, мол, куда это они подевались?

Вдруг, вспомнив, он опрометью бросился за шкаф, вытащил оттуда запыленные и загаженные мухами портреты Ленина и Брежнева, куда он их засунул, готовясь к побелке кабинета два месяца назад. Кабинет так и не побелили, а портреты так и не повесили…

- Вот же они, вот они, голубчики мои! – радостно объявил он, демонстрируя портреты обалдевшей комиссии.

Затем проверяющие вытащили на свет божий обувную коробку с учетными карточками комсомольцев береговой базы. По внешнему виду карточек было видно, что секретарь комсомольской организации любил перебирать их жирными пальцами во время поедания сала.

Под столом валялись заскорузлые, с запахом тлена, Валерины носки. В воздухе явственно ощущался резиновый спиртовой перегар. Везде - на полу, на подоконнике, в ведре с фикусом - валялись бычки от сигарет «Прима». В верхнем левом углу кабинета мохнатый жирный паук сплел огромную ловушку, в которой билась несчастная зеленая муха.

Начпо брезгливо обвел долгим взглядом всю эту безотрадную картину.

- Душко! – наконец устало сказал он. - За полгода службы вы превратились в такого же мерзкого паука, как этот ваш сожитель на потолке. Полезайте к нему по этой паутине, влипайте в неё, ловите и жрите вместе мух, пока вас не выгонят с военной службы.

Через три дня после проверки в главной флотской газете «Боевая Вахта» появилась разгромная статья, повествующая о худшей флотской комсомольской организации, возглавляемой неким Валерием Душко.

Валера обиделся на критику и на три дня пропал из расположения части, изредка названивая от какой-то подруги дежурному по береговой базе, чтобы его не сочли дезертиром.

Когда он вернулся, начались боевые действия между Китаем и Северным Вьетнамом. Китаю приспичило оттяпать у наших братьев-вьетнамцев какую-то провинцию.

Все политработники «добровольно», по указу сверху, в срочном порядке писали заявления об отправке их сражаться за социалистический Вьетнам против агрессора Китая.

Валера в своей рассеянности или, может быть, подчиняясь стадному инстинкту, тоже настрочил заявление и отдал в политотдел бригады. После этого он начисто забыл о содеянном.

Три дня прошло спокойно, а на четвертый, когда я дежурил по части, Душко ворвался ко мне в дежурку с выпученными на пол-лица глазами и истерично закричал:

- Юра, меня отправляют на войну!.. Я даже не умею стрелять!.. На стрельбище в училище мне не доверяли патронов!.. Зачем эти гады-китайцы полезли на наш Вьетнам, не сидится им, собакам, дома!.. А что мне туда брать с собой?.. Мне Гусев сказал, что из всех работников политотдела только я удостоен этой чести – защищать социализм с оружием в руках! Почему только я?.. Что написать маме?.. Мне только двадцать два года, а я один за всех поганых москалей должен защищать каких-то ср… вьетнамцев от хунвэйбинов и погибнуть в самом расцвете лет!

Дальше пошла бессвязная речь и пузыри изо рта. Я догадался, что это происки бригадного «комсомольца» Гусева. Но поскольку я тоже был «поганым москалём», то в отместку я решил поприкалываться над Душко:

- Валера, успокойся, ну, причем тут поганые москали, ты ведь сам написал заявление о том, что рвешься в бой. А теперь, моя радость, когда тебе коммунистическая партия выразила такое великое доверие, ты бьешься в истерике, как обманутая девушка в предчувствии аборта. Перед отправкой на передовую тебя всему обучат: и стрелять, и гранаты кидать. А брать ничего не надо, кроме личных вещей - зубная щетка, мыло, бритва, майка, трусы и носки.

- Трусов побольше набери, - добавил я ехидно, - там взрывают и пули свистят, тебе придется их часто менять.

- Юра! Не шути так! Ты же мой друг! Прошу тебя, сделай же что-нибудь, чтобы вместо меня кого-нибудь другого послали в этот дурацкий Вьетнам. Я не хочу быть Героем Советского Союза! Поговори с Гусевым, наверняка есть добровольцы достойнее меня. Если отмажешь от фронта, то с меня шикарный кабак.

Последняя фраза решила дело. Я пошел в политотдел к Гусеву.

- Сережа, - дипломатично начал я, - зачем ты Валеру Душко посылаешь во Вьетнам? Я тебя очень прошу, освободи это дитя береговой базы от кровавой разборки с китайским милитаризмом.

- Ты что, тоже купился на прикол? – удивился Гусев. - Да я просто пошутил, никуда его не направляют, и вообще уже нам дали отбой. Там и без нас наемных головорезов хватает. Хотя, знаешь, – Сергей мечтательно закатил глаза, - Душко я бы лично отдал бы на поругание китайцам за подрыв авторитета секретаря комсомольской организации. Ладно, успокой его, скажи, что я нашел ему достойную замену.

К Валере я вернулся не сразу. Сказал, что честно отработал поход в ресторан за его счет. Мол, битый час уговаривал Гусева, пока он не сломался и не нашел другого кандидата на эту почетную миссию.

На радостях Душко, кроме меня, пригласил в ресторан «Зеркальный» и Сережу Гусева – бригадного комсомольца, отличника боевой и политической подготовки.

Чтобы не было осечки при знакомстве с представительницами лучшей половины человечества, они надели парадную военно-морскую форму – черная тужурка с якорями, белая нейлоновая рубашка и галстук. Я пошел по-гражданке, опасаясь патрулей, выполняющих свой ежедневный античеловеческий план по задержаниям.

В «Зеркалах» Гусев на дармовщинку как-то быстро напился вдрызг, скандалил, выражался нецензурно, в связи, с чем попал в заботливые руки военного коменданта и дальнейшие полночи провел в застенках комендатуры. Утром его оттуда вытащил лично начальник политотдела Малахов. Звания отличника БП и ПП Сережа Гусев приказом командира бригады катеров лишился в тот же день. Очередное звание капитан-лейтенанта потом долго маячило ему впереди, не приближаясь, будто звезда Вифлеема.

Что бы там ни было с Гусевым, речь вовсе не о нём. У Валеры в тот день в «Зеркальном» произошла эпохальная для него встреча, которая, можно сказать, ускорила его тернистый путь к демобилизации.

Пока в сизых табачных глубинах ресторанного зала буянил старший комсомолец, пока его забирал патруль, близорукий Валера попросил меня подобрать ему хорошую девушку для танца.

Забыл сказать, что Валера Душко был очень красивый, высокий парень с черными волнистыми волосами. Глаза у него были карие, большие, с длинными ресницами. Девушкам он всегда нравился. Чтоб еще больше нравиться, Валера в ресторан очков никогда не надевал.

Я повёл взглядом и обнаружил за соседним столиком в компании двух подруг прелестное существо лет девятнадцати-двадцати в вечернем красном платье, с нежной белой кожей и длинными белыми локонами по плечам. Валера тоже оценивающе смотрел на зал, пальцем растягивая правый глаз. Так он лучше видел.

- Посмотри налево, Валера, видишь там шикарную блондинку? Не будь я женат, я бы тут же ей сделал предложение! Иди, приглашай!

С первыми звуками эстрады Валера резво подскочил с места и ринулся к ней, чтоб никто не успел перехватить.

Девушка уже смотрела на него в предвкушении тесного совместного танго с этаким флотским красавцем, но Валера пролетел мимо неё к соседнему столику, за которым сидела в таком же красном платье и с белыми локонами по плечам блондинка, но старше первой лет эдак на двадцать пять. Я шипел ему вслед: «Не эта! Не эта!», но Валера уже сделал свой выбор.

После танца он мне категорично сказал:

- Её зовут Надя, она доцент каких-то там наук, зарабатывает крутые бабки, у неё трехкомнатная квартира, живет одна, я еду к ней с ночевкой. Других красавиц мне не ищи. Всё!

- Валера, но она же тебе в мамы годится! Эта тихоокеанская бабушка вынянчила и обучила азам секса не одно поколение таких юных лейтенантов флота, как ты. Я помню ее с далекого детства, когда первый раз попал в этот ресторан. Попроси у кого-нибудь очки и рассмотри её в упор. Ты увидишь на её лице три килограмма макияжа. Потяни её за волосы, это же парик! Может она вообще лысая!

- Ту, молодую леди, – добавил я, - уже увели морпехи, но еще не поздно, ты успеешь найти свое счастье на разводе у площадки перед кабаком.

- Всё, Юра, молчи! - уперся, как баран, Валера. - Я уже пообещал Наде бурную ночь, и, как джентльмен, выполню обещание. Тем более, она отвезет меня к себе на такси за свой счёт. Надя сказала, что дома у неё для меня уже накрыт стол. Представляешь, дружище, она знала, что познакомится со мной именно в сегодняшний вечер, и приготовила для нас двоих романтический ужин.

Ну, что я мог ответить на такую наивность?

Через пять минут пожилая белокурая бестия заботливо упаковала в гардеробе ресторана Валеру Душко в его шинель и поспешно увезла на такси свою кудрявую добычу домой, в свои шикарные апартаменты.

Валерина судьба пошла на новый виток с непредсказуемыми последствиями...

Прошло восемь месяцев. Я побывал в командировке в целинной роте в Казахстане, потом сдавал раздолбанную и разграбленную технику после «битвы за урожай». Перевелся на новое место службы в бригаду спасательных кораблей флота, расположенную по соседству. Постоянно дежурил в походном штабе спасательного отряда ТОФ.

Валера Душко на все это время выпал из моего поля зрения.

Наконец, в один прекрасный день, я проведал старое место службы. Зашел в кабинет «комсомольца». Валера безмятежно спал одетым на своем диване. Разбудить его оказалось невозможным, видно, произошло превышение дозировки. В верхнем левом углу кабинета все так же поджидал очередную жертву тот же жирный паук. Мне даже показалось, что он мне помахал мохнатой лапкой, как старому доброму знакомому. Все было по-прежнему: и разбитая расшатанная мебель с инвентарными номерами, и окончательно усохший фикус. Но Душко выдыхал из себя отнюдь не резину - вокруг его продавленного лежбища витал запах настоящего французского коньяка. На столе небрежно валялась пачка «Кэмела», фирменная зажигалка и начатое письмо.

«Дорогая мамочка, – невольно прочитал я, – наконец-то я нашел себе невесту и собираюсь на ней жениться. Хотя она на полгода старше тебя, но это очень хорошая женщина, самостоятельная и с квартирой… она меня очень любит и, представь, хочет родить от меня ребенка. У неё прекрасное имя, Надя…».

Я представил себе сорокалетнюю интеллигентную украинку, медленно сползающую со стула на пол с письмом в руке. Обморок, нашатырный спирт, валидол, скорая помощь, реанимация…

Тело на диване начало подавать признаки жизни: зачмокало, закряхтело, застонало, открыло по очереди мутные глаза - причем сначала правый глаз, затем левый. Представьте себе пробуждение Степы Лиходеева из незабвенного романа, когда к нему пришел профессор черной магии. Только в отличие от Воланда у меня не оказалось атрибутов для отрезвления Валеры – холодной водки в хрустальном графинчике и горячих сосисок в томате.

Тем не менее, через минуту Валера меня опознал, и я повел с ним задушевную беседу:

- Ты зачем же, чудак эдакий на букву «м», пишешь маме такую гадость? Хочешь её довести до инфаркта? Какие дети могут быть у такой старушки? Оставь её в покое!

- Наденька хорошая, ты же её совсем плохо знаешь, - слабым похмельным голосом ответил Валера, - а дети… почему бы и нет, дети, они это… цветы жизни, вот. Как же без детей?

- Валера, сожги письмо, иначе я тебе набью рожу!

Душко на шатких ногах проковылял к столу и чиркнул зажигалкой. Мы с ним молча смотрели на огонь, пожирающий бумагу. Валерина мама на некоторое время была спасена и могла спать спокойно в далеком Киеве, а «Скорая» - отложить предстоящий к ней выезд с мигалками и капельницами.

Валера полез в стол, достал оттуда початую бутылку коньяка с витиеватой латиницей на боку, разлил остатки в два граненых стакана и сказал, мешая украинскую мову с русским языком:

- Давай повыпываемо. Цэ гарний коньяк. Надя його добывае по великому блату у пароходстве лично для мэнэ. А «шило» я теперь не употребляю, даже медицинское. Нехай его москали пьють. Э-э-э, прости, Юрок, я не тебя имел в виду, - спохватился Душко.

- Да, ладно, ладно! Ты, хлопче, вот что, поведай-ка мне свою дальнейшую эпопею. Почему ты так надолго задружился с тетей Надей, ты, случаем, не геронтофил? Тебе только 21 год, а кругом столько красивых девчонок! И все замуж хотят, аж пищат.

Валера закурил «Кэмел», выпустил в закопченый потолок кабинета пару колец дыма, помолчал и предложил мне поехать с ним в гости к его пассии.

- Ты сам убедишься, что бросить её никак невозможно, - с обреченным вздохом сказал «комсомолец».

Я был заинтригован настолько, что на следующий вечер, прихватив бутылку водки и немудреную закуску, зашел на бербазу к Валере, чтобы вместе поехать к Наде.

- Ты зря это взял, - кивнул на пакет Душко, - у Нади есть любой выпивон и какой хочешь закусон. Накрытый тэйбл уже нас ждет, она мне звонила. Вот взял ей пучок цветов. Наденька их нюхает и балдеет, любит, зараза, цветочки.

Надя проживала в другом конце Владивостока, в элитной девятиэтажке. Пока мы добрались до неё на автобусе, потом на трамвае и, наконец, на троллейбусе, стемнело. Валера, пренебрегая лифтом, пошел впереди по лестнице и остановился у богатой металлической двери с золоченным глазком.

- Смотри, что будет! – шепнул он мне и решительно надавил кнопку звонка.

Рисунок Сергея Сапрунова

Дверь распахнулась, и в ту же секунду Валерик утонул в объятиях зрелой дебелой женщины в японском кимоно с золотыми райскими птицами. Её зеленые глаза излучали термоядерную страсть, а пухлые руки с длинными пальцами быстро-быстро начали расстегивать пуговицы на Валериной шинели.

- Сы'ночка мой пришел, сыночка, пупсик ты мой! Зайчик ты мой кудрявенький! Ах, какие чудесные хризантемы! Спасибо, моя лапочка! – восторженно причитала Наденька.

- Ну, что ты, мамочка! – смутился Душко - Чего ты орешь на весь дом, ты же видишь, я не один пришел, а с другом.

Я толком не успел представиться «мамочке», как она утащила Валеру в ванную, раздела его и начала купать, так сказать, готовить «сыночку» к альковным утехам.

Судя по всему, это был отработанный ритуал их встреч. Завернутого с руками и ногами в большую махровую простыню Валеру Наденька чуть ли не на руках внесла в комнату, где, действительно, стоял стол, а на столе …о…о…о!

На столе было все, чего не мог себе представить неискушенный ум флотского офицера 70-х годов прошлого века. Икра черная и красная, отварная осетрина, что-то ароматное в керамических горшочках, крабовые лапы, разные закусочки, как то: грибочки, оливки, свежие огурчики, помидорчики. В хрустальной вазе лежали экзотические фрукты – манго, киви, апельсины. Сказать честно, я уже и не упомню, что на том столе еще было. И, конечно же, был величайший ассортимент разномастных дорогих напитков с заманчивыми импортными наклейками.

Я постеснялся доставать из пакета свою бутылку «Московской» водки и пайковую свиную тушенку как приложение к ней.

Квартира была шикарная, паркет сиял как зеркало, дорогая мебель из красного дерева украшала зал, с потолка свисали хрустальные люстры. На мягком кресле спала, свернувшись в клубок, большая сиамская кошка.

Надя пригласила меня за стол и потом уделяла мне не больше внимания, чем венику в прихожей.

Зато Валера Душко был на верху блаженной волны, за праздничным столом он играл роль младенца. Пеленка его в виде белой махровой простыни не давала свободу рукам. То есть он был завернут в неё, как кокон тутового шелкопряда, только вверху этого кокона торчала распаренная довольная рожа. Эта рожа подмигнула мне, мол, смотри, как меня здесь обожают и ценят!

Наденька подсела к Валере, и началась моя трапеза с этими умалишенными. Я сам себе молча наливал, закусывал и с интересом наблюдал за кормлением великовозрастного «сыночки».

- Сыночка! Открой ротик! - нежно просила «мамочка» с рюмочкой в руке. Валера открывал рот, и содержимое рюмки перекочевывало в его чрево.

- Котеночек! Открой ротик! – и в Валерин ротик вкладывалась ложка икры.

Валера только успевал все это заглатывать, как баклан. «Мамочка» Надя заботливо вытирала ему губы после каждой съеденной ложки и выпитой рюмки.

- Мамулик! Я больше не хочу икру, хочу бай-бай! – пьяно захныкал «сыночка».

- Сейчас, сейчас, мой маленький. Я уже приготовила тебе кроватку, иди, ложись, а я приду и почитаю сказочку.

Надя бережно обхватила закутанного Валеру и повела его в спальню.

Я машинально пил коньяк, жевал и удивлялся их отношениям. Из будуара появилась Наденька, и я стал прощаться. Особенно меня не удерживали, поскольку «мамочка» стремилась поскорее уединиться со своим зайчиком.

Все стало понятным. Оставить такую заботливую старушку, как Наденька, Валерику вряд ли удастся.

На бербазе матерщина, грубая матросня и неустроенный быт с пауками, а тут легкий аромат французских духов, все мыслимые жилищные удобства и обволакивающая нежность умудренной женщины.

Очередная наша встреча с Валерой Душко произошла через месяц. Он стоял со своим неизменным баулом на остановке автобуса «Малый Улисс», уже затаренный трехлитровкой пива.

- Давай посидим, попьем пивка на природе, - искренне обрадовался Валера нашей встрече.

Мы поднялись на сопку, еще не обезображенную новостройками, нашли полянку, где наши предшественники оставили бревно и импровизированный столик из плоского булыжника. Душко достал из баула банку с пивом, вяленую воблу, и мы принялись наслаждаться пенистым напитком, по очереди прихлебывая его из банки.

- Ты знаешь, Юрок, я уже не знаю, как мне отвязаться от Нади, - сказал Валера, - она терпит все мои выходки, выполняет все мои прихоти, и у меня нет повода придраться к ней даже по мелочам. Как-то лежу с ней в кровати, говорю ей: мамочка, что-то холодно, закрой дверь на лоджию. Наденька идет и закрывает дверь, а я через две минуты говорю: мамочка, жарко, открой дверь. Она безропотно идет и открывает. И так несколько раз туда-сюда, туда-сюда… Хоть бы когда возмутилась! Или говорю ей: что-то мне скучно, мамулик. А она: как же мне тебя развеселить, сыночка? Я говорю, не знаю, ну хоть залезь под кровать и погавкай оттуда. Юра! Представь, она молча лезет под кровать, звонко лает и оттуда меня спрашивает, тебе уже весело, котеночек?

- Тяжелый случай беззаветной женской влюбленности на границе менопаузы, - поставил я диагноз, - так сказать, позднее зажигание. Нездоровая тяга к малолетним лейтенантам. Такие случаи в истории земной цивилизации уже были, и все они кончались плохо. Когда-нибудь ты, хлопчик, тоже кончишь с ней плохо. Бежать надо от этой твоей «мамочки», растаять в далеком тумане, как остров Рыбачий или затеряться среди механизмов корабельных машин. На береговой базе ты весь на ладони, там от неё не скрыться.

Солнце давно закатилось за сопку и бесшумно утонуло в Японском море. Наступил благодатный приморский вечер, а мы все беседовали под пиво о жизни. После первого круга я дал Валере десятку, и он уже дважды сбегал в заводской буфет с банкой.

- Вчера, - продолжил повествование Валера, - около трех часов ночи я проснулся оттого, что кто-то лижет мне пятку, я, грешным делом подумал на «мамочку», но она крепко спала рядом. Мне стало жутко, и я отдернул ногу. В тот же миг «это» вцепилось в ногу и стало меня кусать. Другой ногой я отфутболил вампира. Он тяжело шмякнулся об пол и жалобно замяукал. Оказалось, что это её любимая сиамская кошка Люська.

- Надя, - говорю проснувшейся от шума «мамочке», - выбирай, или я, или эта тварь. Наденька без колебаний выбрала меня и пообещала отдать кошку своим знакомым.

Наконец наше «жигулевское» закончилось, пора было сползать с сопки. Я не знал, что посоветовать «комсомольцу» Валере Душко. Влезать в их личные отношения не хотелось, тем более, что Валера еще не созрел до их полного разрыва. Ему нравилось чувство власти над взрослой женщиной, нравилась её покорность и исполнение ею всех его желаний. Ну, думаю, дождешься ты, «сыночка», ягодок после цветочков…

…В автобусе, идущем на Большой Улисс, я встретил начальника вещевой службы береговой базы катеров Витю Гузина. Поговорили о том, о сем. Спросил его, в том числе, о Душко.

- А ты что, не знаешь? Душко уже у нас не служит. - сказал Гузин. - Две недели назад захожу к нему в кабинет, а на нем лица нет, бегает, суетится, лихорадочно заворачивает вещи. Оказывается, что он срочно переводится на авианосец «Минск» на должность заместителя по политчасти одной из групп электромеханической боевой части. Причем, сам добровольно написал заявление в политотдел. Зачем он туда идет? Эта плавучая тюрьма все время стоит на рейде. Этой махине даже пирса не построили. Валера навсегда забудет вкус пива и женские ласки. Сход офицеров на берег строго ограничен, и этот сход еще надо заслужить непрерывным ратным трудом. А какой у Валеры ратный труд? Он же политработник низшего звена, открыл рот, помахал языком перед матросами и все – боевая задача выполнена, матчасть в исходное!

Да, подумал я, неспроста ты, Валера «спрятался в механизмах». От жигулевского пива ты бы ввек не сбежал. Плачет где-то покинутая «мамочка» Надя от горькой разлуки с тобой, а ты, змей, распинаешься в это время перед моряками о генеральной линии коммунистической партии, о светлом коммунистическом будущем и радуешься, что, наконец, сбежал от престарелой подружки.

Лейтенант Душко был уволен в запас через год службы на «Минске». Я его больше не видел, но о последнем отрезке его службы на Тихоокеанском флоте мне рассказывали знакомые из 10-й оперативной эскадры, в которую входил ТАКР «Минск». Оказывается, Валера там проявил себя поначалу активным политработником, с корабля не слезал, писал образцовые конспекты для политзанятий, регулярно повышал свой идейно-политический уровень.

И достиг бы он там очередного звания старшего лейтенанта, дорос, может быть, и до замполита электромеханической боевой части, а, может быть (мало ли, что бывает), до замполита авианосца, если бы не очередная комиссия из политуправления ТОФ.

Душко спокойно сидел в своей каюте, листая контрабандный «Плейбой», когда по корабельной трансляции услышал свою фамилию: «Лейтенанту Душко прибыть в каюту номер пять к председателю комиссии политуправления флота».

Передовой офицер Валера Душко подхватил свои тетради с красочно оформленными конспектами и, не ожидая удара судьбы, направился наверх в каюту № 5. Там его встретил до подозрения вежливый капитан первого ранга.

- Вася ! – назвал он себя.

Душко насторожился. Какой он ему, лейтенанту, "Вася"?

Капитан первого ранга предложил Валерику сесть и протянул пачку «Винстона».

- Кури, Валера - ласково предложил он,- и, пожалуйста, не стесняйся. А конспекты, положи на стол, я знаю, что они у тебя в порядке. Мне уже доложили, что ты передовой политработник, на берег не просишься, кроме политработы ещё усиленно изучаешь матчасть боевой части пять.

И начался у Душко с капитаном первого ранга Васей разговор по душам.

- Что же ты, Валера, уже полгода не приезжаешь к Наденьке, она тебя ждет, все глаза выплакала. Она же сказала тебе, что ждет ребенка, а ты здесь спрятался и не появляешься. Я её родной брат, и мне не все равно, что будет с моим племянником, не хочу, чтоб он при живом отце вырос безотцовщиной. Не обязательно ведь жениться, ты хотя бы проведай её, поддержи, как можешь, будущую мать твоего ребенка. А когда она родит… Что с вами, Душко?!

Валере стало плохо, он побледнел, закатил глаза и повалился на палубу. На крики капраза сбежались люди. Отливали Душко минут десять холодной водой и давали нюхать нашатырь.

Вася клялся и божился Валере, что насчет ребенка они с «мамочкой» пошутили. Думали, чем удержать его и придумали версию с беременностью.

- У Нади и так уже есть двое детей от первого брака …э…э…э, мальчик и девочка. Студенты. Живут в Хабаровске у бабушки, - испуганно бормотал Надин брат Вася. - Мальчик твой ровесник, а девочке еще только восемнадцать. Ты только, пожалуйста, не умирай, Валера! А то меня лишат из-за тебя погон.

В следующее воскресенье Душко с утра стоял на плашкоуте, стоящем у борта «Минска», и ждал погрузки на катер, идущий к берегу залива Стрелок, в поселок Тихоокеанский. Впервые за полгода Валера снова ступил на твердую землю. Но к «мамочке» он не торопился. Надо было снять стресс от встречи с «родственником».

В первом же злачном месте он напился в хлам, познакомился с одной из жриц любви, бродящих стайкой у кабака и, как говорится, предался с ней блуду у неё дома. Наутро в понедельник на службу он не явился. Вернее сказать, умышленно опоздал на катер, идущий на рейд к авианосцу. К вечеру был отловлен патрулями и посажен на гауптвахту. Отсидев положенное, Валера Душко был доставлен на корабль для дальнейшего прохождения службы.

Служить-то он теперь, вроде, как и служил, но особого рвения уже не проявлял. Забросил конспекты, политзанятия проводил быстрой скороговоркой. Усаживал моряков, давал задание, и те строчили без остановки конспекты из работ Ленина, Маркса, Брежнева. Валере опротивело все, и окончательно.

Приезжала в поселок Тихоокеанский Наденька, через влиятельного брата пыталась вытащить Валеру с авианосца, но Валера упорно уклонялся от встреч с «мамочкой». В редкие сходы на берег принимал на грудь граммов двести и до утра оставался у знакомых поселковых подруг. С рассветом прыгал в дежурный катер и вновь скрывался в бездонном корпусе «Минска».

Прошло еще около пяти месяцев, и, наконец, подошло время Валериного очередного отпуска. На флоте в отпуск офицера не отпускают, если он перед убытием что-то не сделает хорошее для своего корабля.

Валере поручили доставить личные дела пяти офицеров в отдел кадров флота во Владивосток. Дали еще массу разных поручений.

Как известно, все личные дела офицеров носят гриф «Секретно». Валера расписался у секретчика, положил папки с делами в свой пивной баул, приехал во Владивосток и, недолго думая, пошел закусить и «повыпывать» в любимый ресторан «Зеркальный». Баул с личными офицерскими делами он ногой запихнул под столик. Через пару часов Душко сытый и хмельной ушел из ресторана.

Никто теперь не знает правды, забыл ли он случайно свой баул или оставил его в ресторане умышленно. Когда Душко вернулся за ним перед закрытием ресторана, то под столом баула не оказалось. Воришка, видимо, был горько разочарован содержимым и выбросил оное неподалеку от «Зеркального», а кто-то бдительный доставил эти папочки «куда надо».

В особом отделе флота Валеру допросили, и уже оттуда пошло ходатайство в Москву, на стол министра обороны, о досрочном увольнении лейтенанта Душко в запас за дискредитацию офицерского звания.

Так и закончилась недолгая, но интересная и поучительная военно-морская служба одного из лейтенантов флота времен советского застоя Валеры Душко.

Надеюсь, что дружок моей молодости, Валера Душко поныне жив и здоров, кушает у себя в Киеве галушки со свиными шкварками, запивая их фирменной немировской горилкой «з перцем». Не забывай наш Тихоокеанский флот, сыночка!