Морская миледи

Анатолий АКУЛОВ - постоянный автор рассказов на нашем сайте о флотской жизни, о других странах, о море. Он жил в Тихорецке и учился в школе 34. Сейчас живёт в Эстонии, Таллинне. Член Общества Русских Литераторов Эстонии.

Сегодня он предлагает вам ещё один свой рассказ.

...Лесовоз «Пятрас Цвирка» готовился идти на Кубу. И перед выходом в рейс проводились мероприятия, в которые входило и проведение на судне общесудового собрания. Капитан поднялся и сказал:

- Сначала зайдём в Швецию, Гётеборг, сдадим металлолом, потом пойдём на Кубу. Отход завтра в 11.30 дня.

Маков взял на плечи кошку Мурку и, шутя, сказал ей:

- Когда придём в Швецию, то прогуляемся по берегу! Усекла?

Кошка что-то мяукнула: видимо, согласилась.

В Гётеборге, сойдя по парадному трапу с кошкой на плече, Марков опустил её на бетонный причал и сказал:

- Иди, погуляй!

Мурка сделала несколько шагов, повернула голову, глядя на Виктора, мяукнула - это означало: «Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна!» - и взлетела по трапу, попав в руки вахтенного матроса...

Пароход "Пятрас Цвирка"

По Балтике и проливам шли спокойно. Ла-Манш тоже не потревожил.

Лесовоз «Пятрас Цвирка» находился в Атлантическом океане и шёл своим курсом, раскачиваясь с борта на борт градусов под двадцать.

Второй механик, Марков Виктор Максимович, сдал вахту третьему механику Виталию Воронцову, принял душ, подкрепился в судовой кают-компании бутербродами с колбасой и сыром и запил всё это стаканом крепкого чая. С чувством хорошо исполненного долга зашёл в каюту по правому борту надстройки и прилёг «покемарить» на небольшой кожаный диванчик.

Но, покатавшись с левого бока на правый - и наоборот, решил, сняв ботинки, отдыхать на койке с двумя упорами по её бортам. Эти упоры изрядно помогали при качке. Затем «расклинился» чемоданом и скатал роликом второй матрац. Но теперь получалась качка наоборот. Голова бодала подушку, а ноги поднимались выше головы. Койка крепилась под углом 90 градусов. Но всё равно легче было находиться лёжа и, не обращая внимания на бушующую Атлантику, попробовать уснуть.

Глаза уже слипались, когда вдруг он почувствовал лёгкое касание усов и влажного носика к шее слева - и мягкий тёплый комочек, мурлыча свою кошачью песенку, иногда меняющую тональность, свернулся клубочком под ладонью Виктора, помогая ему, усыпляя бдительность, уснуть…

Сквозь дрёму Виктор подумал, что Мурка в своём амплуа любимицы экипажа, но хозяин только он один и никто больше.

Судно шло к «Острову свободы» Кубе. И, когда Бермудские острова остались по правому борту, никто не заметил, что они вошли в знаменитый и овеянный легендами загадочный треугольник. Он был основан, вкупе с мрачной мистикой и немного чертовщиной, то ли нечистой силой, то ли пришельцами с Сириуса или Тау Кита, о которых Владимир Высоцкий пел:

- …А может быть, пришельцы не ели чёрный хлеб, но в их тщедушных тельцах могучий интеллект! И мозга у пришельцев килограмм примерно шесть, а у наших предков только челюсти и шерсть…

Вторым рейсом на Кубу они пересекали хитрый треугольник, но его, как и полярный круг, никто и никогда не видел. По сводке Английского Ллойда, каждый год гибнут 180-200 судов. И если кто-то сделает оверкиль или сойдёт с ума от инфракрасного излучения, то ещё не факт, что тут замешана колдовская сила!

Мурка всё-таки убаюкала второго механика. Но когда его голова, миновав подушку, боднула переборку, сон улетел, а кошка начала «месить тесто», впрочем, вполне изящно: только подушечками лапок, не выпуская когти.

Поглаживая пушистую спинку кошки, он отдался потоку самых разных мыслей, которые плавно проявили в сознании историю появления Мурки на судне, когда она была «зачислена в экипаж» - единодушием всей команды.

В памяти возникли Калининградский порт и глубокий вечер, когда эл. механик Игорь и начальник радиостанции Геннадий, в лёгком подпитии, зашли в каюту второго механика. Игорь, держа за пазухой мокрое дрожащее тельце чёрненького котёнка, безапелляционно заявил:

- Тебе как старому животноводу - от нас, меня и радиста, презент…

И торжественно довершил щедрый жест:

- Фор ю ауа презент: литл кэт, нэйм Мурлин, или Мурка!

Марков тут же выдал ответ на этот приятельский приступ великодушия:                  

- Спасибо, май френдс… - и вопросил новоявленных джентльменов: - Откуда у британцев такие рязанские морды? Доннер ветер, сакраменто, каррамба, ферфлюхтер, трент миль тоннерес, баки дес, и ещё три курата! Олл райт!

Гости браво ответили:

- А як же! - и вышли из каюты.

На Балтийских и Черноморских судах очень редко вспахивали морские нивы четвероногие хвостатики. А на Дальневосточных судах сплошь и рядом держали собак и кошек, для камбуза брали в рейс даже пару хрюшек (кстати сказать, свиньи прекрасные пловцы и пловчихи, так что на флоте им самое место).

В долгих и тяжких рейсах по бурным Охотскому и Японскому морям, по ураганному Тихому океану животные, обладая, по общему мнению, очевидным биополем, вносили своим присутствием свежую струю в застоявшийся и надоевший судовой быт.

Очеловечивать животных не стоит, но прав был академик Павлов, говоря своим ассистентам, что все говорящие или говорившие о рефлексах, доминирующих в собачьих телах, забывают об их уме, интуиции, искренней привязанности к людям!

Борька

В памяти возник образ медвежонка Борьки, подаренного охотниками Камчатки экипажу парохода «Иван Сеченов». На нём Марков ходил в третьих механиках.

Медвежонок любил играться с моряками, но постепенно взрослел, и его игры становились уже не такими безопасными, как прежде. Крепкий, сильный, с мощными лапами, на которых торчали железные когти, он иногда так обнимал игравших с ним, что и вздох, и выдох худо получались: он, всё же, при всём дружелюбии, дрессированным не был. И в нём явно вырастал хищник.

Возиться с ним было всё рискованнее. И на общем собрании экипажа, после длительных препирательств по Борькиной судьбе, распаливших полную неспособность спорящих прийти к какому-то общему решению, «вся капелла» загнала себя в известную шашечную неблагозвучную позицию, обозначающую невозможность для одной стороны воевать далее.

Встал капитан Иван Дмитриевич Терехов и поднял крепкую ладонь. Все притихли.

- Я внимательно выслушал ваши рассуждения и принял решение. Дальше держать на судне зверя нельзя. Он стал опасным! Сдать его на берег нет никакой возможности, мы в океане. Поверьте мне, я не зверь, медвежонок мне нравится так же, как и вам. Вы моряки, и я доволен тем, что не услышал от вас предложения выбросить его за борт! Уважающий себя моряк никакую живность никогда не выбросит за борт. А сейчас мы вынуждены поступить, как это ни тяжело, не самым гуманным образом. У меня по инвентарю числится карабин, он остался ещё после войны. Я передал его старпому, который три года был вторым помощником капитана на зверобойной шхуне. Он меткий стрелок, я сам видел, как он стреляет. Боцману согласовать со старпомом все необходимые действия!

Приказы и распоряжения капитана не обсуждаются, и если мастер предлагает матросу прыгнуть за борт, то дело матроса только спросить: с какого борта?

Никто ещё никогда не видел такой тяжёлой и страшной картины, когда медведь с поднятыми передними лапами, с наброшенными на них огонами - враздрай, начал испуганно кричать... Не реветь, не рычать, а с мукой в голосе именно кричать, так что все, кроме капитана, старпома и боцмана, быстро разбежались по каютам и кубрикам. Закрыв глаза и заткнув уши, все ждали звука выстрела. Но не все даже услышали его. После чего Борька, живая невинная душа, перестал плакать…

На судне долгое время не было слышно шуток. Даже матершинники поутихли. Тишина давила невидимым прессом на совсем не такие уж и закалённые души моряков. Все были подавлены этой чёртовой оправданной жестокостью. Было такое ощущение у экипажа, будто ушёл из жизни добрый и бесхитростный друг в зверином обличье, который так рассчитывал на защиту людей.

Старпом распорядился шкуру не снимать, мясо медведя на камбуз не передавать, хотя все сидели на тушёнке, так как не было рефустановки.

Хоронили Борьку по морскому обычаю. Как бы то ни было, он был в составе команды судна. Всё сделали так, как пелось в славной народной песне «Раскинулось море широко». Там покойнику привязывали к ноге колосник. «Иван Сеченов» ходил на угле, посему запасные колосники на судне тоже имелись. Зашили медведя в брезент, боцман сбил две доски, на них положили Борьку и, приподняв доски, плавно, без рывка, опустили в воду кильватерного следа за кормой судна…

Он не был человеком, поэтому флаг на флагштоке не опускали, стоп машине не давали и координат места погребения в вахтенный судовой журнал не занесли. И, не лукавя, можно было сказать: всем было просто худо.

Морская миледи

...Вовсю трудилась бортовая качка, а Мурка спала под боком Маркова, грея и умиляя его. Из «гадкого утёнка» она превратилась в элегантную даму. С белым декольте, белыми перчатками на передних лапках, абсолютно чёрной блестящей шубкой, изумрудно-жёлтыми круглыми глазами и, само собой, с пышными усами.

При виде её усов Виктор вспоминал шутку: корова, увидев усатого котика, сказала ему с насмешкой:

- Такой маленький, а уже с усами?

Котик ей ответил:

- Ты, дылда здоровая, а без лифчика ходишь!

Для нейтрализации блуждающих токов Мурке надели на шею красномедные колечки. Боцман, старый моряк, вредный по должности, но в жизни добрый, с причёской типа «взрыв на макаронной фабрике», кою причёсывал два-три раза в неделю гребёнкой (которой чесали жеребёнка), подошёл к фальшборту.

Перегнувшись, над ним стоял Марков, следивший за струёй воды, которой прокачивали конденсатор охлаждения пара. Боцман похлопал его по плечу.

Тот обернулся к нему и спросил:

- Какого дьявола, Федотыч, меня отвлекают от моих обязанностей смотреть за отливом?

- Где твоя стерва Мурка устроила себе гальюн? Не могу понять только, как твоя кошка меня оставила в дураках, ни разу не попавшись мне на глаза, но, если честно, хороша «чертовка»!

«Чертовка» снискала любовь всех членов команды судна своей милой обходительностью, чистоплотностью во всех проявлениях своего кошачьего характера. Тем более, если её брали на руки и поглаживали шелковую шерстку, она начинала петь свои песенки. Она никогда не заходила на камбуз и пищеблок - это уже было на генном уровне!

Любой владелец кошки подтвердит, что, хотя их держат дома, они не чувствуют себя обязанными людям. Новое исследование Токийского университета подтвердило, что кошки способны узнавать голос хозяина, но предпочитают его игнорировать. Услышав своё имя, кошки двигали головой и ушами, т. е реагировали на голос хозяина сильнее, чем на голоса неизвестных людей, но идти на зов отказывались во всех случаях! Причины равнодушного поведения кошек восходят к временам их одомашнивания. Исторически, в отличие от собак, при одомашнивании кошек не приучали повиноваться приказам человека.

Атлантика мягко качала судно на длинной пологой волне, видимо, далеко на Норде вертелся штормяга.

Виктора разбудили на вахту, и Мурка, выгнув спинку горбом, спрыгнула с койки, потом села на диванчике и следила за ним, слегка поводя кончиком пушистого хвоста с кокетливым белым пятнышком на кончике.

Кошка вместе с ним вышла из каюты и зашла в кают-компанию, где все уже находились на своих местах. Ждали капитана, по английским меркам, второго на корабле после Господа Бога.

Пришёл капитан, сел в своё персональное кресло. На это кресло никто и никогда не присаживался, даже на короткое время. С другого конца стола сидел «комиссар», штурман и радист на диване. Старший механик, второй и третий механики сидели на своих персональных стульях.

Мурка легко прыгнула на колени комиссару, или так называемому первому помощнику капитана и, держа хвост, как лемур - вертикально, легонько провела хвостом по его «гоголевскому» носу.

Пока комиссар соображал, что к чему, Мурка уже сидела у начальника радиостанции, и не успел радист её погладить, как она уже была на коленях старпома, всё так же держа вертикально пушистый хвост, а потом перепрыгнула на колени капитана.

Тот успел отвести кошачий хвост в сторону, и Мурка, обиженная такой явной необходительностью капитана, спрыгнула на палубу и с гордо торчащими усами царственно выплыла из кают-компании.

Это был её ежедневный обход комсостава, и только перед обедом. Механиков, в том числе и Маркова, она почему-то не привечала, видимо ей не нравился запах машинного масла, исходившего от них. В этом «дефиле» врачиху Людочку она тоже не жаловала, так как от неё пахло духами «Красная Москва». Для чего, зачем именно в таком «ключе» она это делала - не зная «кошачьего» языка, никто и не гадал. Приходила - и всё!

В каюте у Маркова она спала в фаянсовой раковине умывальника, и второй механик тоже не знал, почему. Но выглядела она в ней очень фотогенично! Чёрное на белом!

Кошки вообще по своей сути существа неординарные, загадочные и гордые в своём одиночестве, а к человеку приходят для взаимной энергоподзарядки, забирая у него негативную энергию и этим успокаивая его. Никто и никогда не видел кошачьих стай, и встречаются кошки только по особо важным делам. Собаки, умные животные, и рады бы поиграть с кошкой, но обычно эти попытки заканчиваются дракой!

Атлантика хорошо покачала пароход при пересечении океана, но Мурка не укачивалась. Кстати, так же не подвержены качке собаки и свиньи.

Весьма интересно, как перевозили в Америку своих лошадей переселенцы из Европы. Перевозить в трюмах лошадей нельзя. Умные на земле, они на качающейся палубе деревянных судов не понимали, что происходит, иногда сходили с ума! На Дальнем Востоке лошадей перевозили в примитивных стойлах. Но на верхней палубе, возле юта, кормы и при качке не было сил смотреть, как страдали, даже плакали эти чудесные творения природы. Видимо, с тех давних времён и пошло выражение - сумасшедшая лошадь!

При перелётах через океан птичьи стаи садились на мачты судов отдохнуть от непрерывных полётов. Вот тут-то у кошки Мурки начинался нервный стресс. В ней просыпался хищник, каким она была по природе своей. Подобраться к птицам она не могла - высоковато, а по скоб-трапам кошки не лазают. Какого вида эти птицы были, Виктор, не будучи сведущ в орнитологии, не знал. После посещения крылатых незваных гостей боцману приходилось мыть судовые конструкции и палубу от обильного помёта.

Мурке было плевать, кто это сидит на мачте, но в пустой надежде - а вдруг какая-нибудь глупая птичка сядет на трюм, она на животе ползла к мачтам, чтобы не спугнуть добычу, и затем, скорбно взглянув на недоступный пернатый корм, понимала, что охота не задалась… Она в меланхолическом состоянии приходила домой в каюту и, подобрав лапы и хвост, ложилась спать в раковину умывальника.

Ей, наверное, снилась «счастливая охота» - как говорил герой Киплинга Маугли.

Кошки могут плавать, но вода для них, как говорят, «западло», а, к удивлению моряков, Мурка нашла совершенно неожиданный способ, как добиться всё-таки «счастливой охоты».

Птицы улетали, она переставала нервничать и переходила к совсем другим приёмам охоты, редко промахиваясь, и обеспечивала себе обед благодаря океану! Океан иногда бывает спокойным, тихим, гладким, ветер еле шевелит флаг на кормовом флагштоке, волны длинные, пологие и серо-зелёные, не штормовые, а ленивые, мягко переходящие в цвет аквамарина. Волна усеяна солнечными зайчиками, иногда слегка взбухала зеркальными солнечными проблесками. Волны плавно раскачивали судно, и время от времени какая-нибудь беспокойная из них с плеском захлёстывала в штормовой полупортик, но не разбивалась о комингс трюма на фонтаны пенных потоков, а растекалась по палубе, иногда выплёскивая летучих рыбок.

Летучие рыбки, размером не более сардинок, на крылышках плавников пролетают над водой до 15-20 метров, спасаясь от тунцов и дельфинов. Отталкиваясь хвостом от поверхности воды, они взлетают, спасаясь от хищников, охотящихся за ними, и потом снова ныряют в воду, где всё же попадают в эти самые хищные пасти.

Иногда с волной на палубу попадали летучие рыбки, и Мурка, брезгливо поднимая лапки от водяных брызг, вдруг, увидев на палубе бьющуюся рыбку, бросалась в воду и с рыбкой в зубах выпрыгивала на трюм!

Вся её элегантность, аристократизм манер исчезали, а моряки, отойдя в сторонку, с грустью наблюдали, как проснувшийся в кошке хищник ловит кайф, поедая известное кошачье лакомство - рыбку!  

У комингса камбуза она появлялась утром, затем весь световой день охотилась, а вечером главному животноводу, второму механику Маркову приходилось отмывать это кошачье чудо от морской соли.

Вылизывать свою шубку она явно брезговала, и в любимом её логове, фаянсовой раковине, Марков отмывал её от соли. Она стояла смирно, понимала, что после охоты в волнах океана выглядела довольно смешно и нелепо. Вся шёрстка торчала иголками ежика, и вид у неё был не совсем «презентабельный».

А врождённый аристократизм таился то ли в глубине сознания, то ли в поджелудочной железе…, т.е. она была не просто мелкопоместная дворянка, а Миледи!

...Первое впечатление о порте складывалось негативное, кранов не было видно, и все грузовые операции по выгрузке судов производились судовыми средствами, что, естественно, увеличивало сроки стоянки судов в порту.

Мурка держалась молодцом, кошки как-то легче переносят жару, чем люди и собаки. Два вентилятора в каюте месили горячий воздух, и спать можно было при одном условии: один вентилятор направлял воздух на лицо, а второй гнал воздух на раковину мойки, в которой спала кошка.

Она нашла твёрдое, но удобное место для отдыха, а когда приходили гости к Виктору, тот ссаживал её на палубу, так как она была грелкой, а это уже было не комфортно. Пять, шесть раз в сутки с небес извергались потоки воды, которые только шизик мог назвать дождём. Через десять-пятнадцать минут дождь заканчивался, и под наглым солнцем всё начинало испаряться.  

Мастер вернулся на ланч портовым катером с берега после решения вопросов по выгрузке кокса. Он прибыл с кожаным большим рыжим портфелем, и для него был спущен парадный трап.

Капитан, даже не заходя в свою каюту, подошёл к Маркову и сказал:

- Я привёз жениха для Мурки, он в моём атташе-кейсе.

Мгновенно по судну пронеслась новость, что капитан привёз Мурке жениха.

В проходе надстройки по правому борту собрались свободные от вахт и работ моряки. Дверь каюты второго механика была приоткрыта.

Вынув из портфеля большого кота в серых и чёрных пятнах, худого, как велосипед, капитан сказал Виктору:

- Зови сердечную! Пусть выходит на свидание!

- Мурик, Мурочка, иди сюда, - позвал её Марков.

Дверь открылась шире, и в проход не вышла, а выплыла Мурка, и лучик солнца через открытый иллюминатор засеребрился искорками на чёрной великолепной шубке судовой леди!

Кота поставили на палубу, он поджал лапы и, припав всем телом к тёплому покрытию, испуганно озирался. Народа было много, но все молчали.

Мурка подошла к жениху и начала его рассматривать, а тот начал шипеть и пугать леди. Она просто проигнорировала котяру, но всё же повернулась и изящной лапкой провела по его усатой морде. Кот зашипел ещё громче!

Кошка отвернулась, и по её мордочке было видно, что котяра не в её вкусе!

Кто-то из моряков отреагировал на эту сценку и громко предложил покормить жениха. Все единодушно согласились, принесли ему молока в мисочке и положили рядом кусочки мяса, а потом удалились, чтобы кот мог подкрепиться без свидетелей.

Кот оголодал в социалистическом кубинском раю, а тут вдруг попал в социализм с человеческим лицом на советском судне. Три дня котяра жрал с эффектом бетономешалки, и, по общему решению экипажа, его в конце четвёртых суток списали на берег, без «выходного пособия».

Своих сексуальных устремлений и интереса к Мурке кот так и не проявил, а она была ещё слишком молода для любовных утех, и, видно, ей этот иностранец не пришёлся по вкусу...

Матрос Николай сумел выменять у какого-то кубинца попугая, отдав за него старые антикварные часы «Победа». Попугай был довольно крупный, в сером оперении, и Николая убедили, что попугай говорящий.

Верно: попугай кричал «Каррамба» и, цепляясь клювом за прутья клетки, помогая себе когтистыми лапками, ползал по ней то вверх, то вниз.

Клетка была метровой высоты, диаметром около 350 мм, и стояла на кормовой палубе, на бухте манильского каната. Рядом кто-то сидел на чём придётся, кто-то стоял, и все обменивались своими соображениями по попугаю, а этот непоседа всё время лазал по клетке и выкрикивал свою «Каррамбу». Его несколько дней учили русскому языку, но, видимо, те, кто учили, не обладали степенью птичьих логопедов, и эти уроки для птицы были непродуктивны.

Марков принёс Мурку на полуют и посадил рядом с клеткой. Чёртова птица посмотрела на кошку, мирно сидевшую на канатах, и та ей не понравилась. Повернув хохлатую голову и не спуская с Мурки жёлтых круглых глаз, попугай начал громко ругаться и кричать своим скрипучим голосом «Каррамба».

Мурка была настороже. Кончик хвоста это чётко показывал, и резко, на глазах удивлённых моряков, она превратилась из домашней мурлыки в грозного хищника. Игнорируя птичий мат, кошка начала ходить вокруг клетки мягко и бесшумно, то выдвигая, то пряча в бархате подушечек лапок свои острые когти.

Она, с умильной мордочкой, что-то говорила птице, незаметно пытаясь просунуть когтистую лапку в клетку. Но ячея клетки была довольно мелкой, и знакомства не получалось! Попугай пытался её клюнуть, но у кошек отличная реакция на опасность, и попугай от злости начал уже не скрипучим, а гортанным голосом орать своё испанское ругательство.

Марков забрал Мурку и унёс в каюту, оставив орущего попугая и смеющихся моряков, получивших хорошую разрядку от этой картинки.              

Как магнит притягивает к себе металл, так притягивал Мурку и этот попугай-иностранец, в отличие от опозорившегося кота в Гаване. Естественно, тут был только один интерес: хищника к добыче, и только! Днём кошка отиралась возле клетки, а ночевать приходила в свою раковину. Мурка по-прежнему стояла на вахте у клетки с попугаем, но внаглую уже не пыталась просунуть в клетку свою лапку. Однажды хитрая птица, выждав момент потери кошкой бдительности, клюнула её в лапку, и с тех пор Мурка зауважала отважного оппонента.

И действительно, стремительная качка была бортовой, и Мурка быстро перебазировалась на койку. Лежать в раковине она уже не желала, так как вылетала из неё, но чисто по-кошачьи, сделав в воздухе небольшой кульбит, она потом припалубливалась на все свои четыре лапы.

На палубе счастливой охоты уже не получалось, слишком могучие волны таранили борта судна. И, конечно, летучие рыбки ушли в глубину.

В обед Мурка появилась в кают-компании и сделала свой обычный традиционный обход. Капитан взял кошку за шиворот, поднял и что-то сказал на ухо, затем опустил на палубу, и она, даже не оглянувшись, вышла, держа хвост трубой! После обеда капитан позвал к себе в каюту второго механика и сказал:

- Надо Мурку наказать!

- За что и как? - спросил Виктор.

- Она сегодня хулиганила. Мне подарили на Кубе саженец пальмы в деревянном горшке, в котором была земля. Так эта стерва почуяла среди этого проклятого железа землю. Выхожу из каюты, а она роет землю, как экскаватор, во все стороны грунт летит. Смотрю, а у неё на морде прямо написано: какой это кайф закапывать свои «дела» в землю! Дал ей легонько ремешка, убежала! Боцман сделает крышку на этот горшок, а ты пока подержи её в каюте. Попугая она не достанет, а саженец может погибнуть! Усёк?

- Какой вопрос! Постараемся! Её, конечно, понять можно. Но ящик с пожарным песком открывать нельзя, потому закрою её в каюте.

Вечером Маркова позвал капитан к себе в каюту.

Марков постучал и, получив разрешение, зашёл и присел на предложенное кресло.

- Виктор, подари мне Мурку, у меня дома ей будет лучше. Земля - не железо. Блуждающие токи, электромагнитное излучение для кошек не желательны. Приходилось мне видеть, как животные медленно погибали от всего этого, и, думаю, что ты ей не враг. Пожалей Мурку! Знаю, что к ним привыкаешь, поэтому трудно расставаться. Пойдём из Клайпеды в Роттердам, возьмём кварцевый песок на Италию, а там как получится… Как решишь, так и будет!

- Добро! - ответил Виктор, - приду через пару минут!

Марков спустился вниз, зашёл в свою каюту, взял Мурку из раковины на руки, погладил и сказал, чтобы она не обижалась на него, так будет лучше.

Поднялся наверх, зашёл к капитану и передал ему кошку.

Мурка не возражала, она привыкла к рукам членов экипажа и тихо замурлыкала. Марков и Мурка посмотрели друг на друга и расстались.

С тяжёлым сердцем Виктор уходил от своего любимого животного, но предложение капитана было благом для Мурки. Чего только не сделаешь для любимой кошки, даже согласишься на вечную разлуку.

Больше они никогда не встречались!