Надя, на нас немцы напали!

Здание фабрики-кухни, столовой, разрушенное во время войны, угол ул. Октябрьской и Красноармейской (сейчас магазин «Надежда»).

Давно это было, но в памяти нашего земляка Виктора Мартынова всё живо. Многих из тех людей, с кем ему пришлось пережить начало войны в Тихорецке, уже нет на этом свете...

- «Надя, на нас немцы напали!» - война началась для меня с этого крика отца, который слушал радио, - рассказывает коренной тихоречанин Виктор Васильевич Мартынов. - Мать в это время копалась в огороде, тогда мы жили в своём доме на улице Пролетарской, 128. Помню, как она забежала в хату и тоже подсела к динамику, жадно вслушиваясь в каждое слово диктора.

С тех пор по городу там и здесь слышался женский плач — бабы провожали на войну своих мужей, отцов, сыновей. Нам, пацанам, было страшно. Мы следили за взрослыми, а они ходили как потерянные - замкнутые и хмурые. И так с едой было не густо, а стало и того хуже — появились длинные очереди за хлебом, мукой, крупами и прочим товаром. О том, что впереди нас ожидает голод военного времени,  мы, мальчишки, тогда не задумывались. А вот наши матери и отцы были в этом уверены и поэтому добывали провизию как могли. Отец работал на заводе «Красный молот» и получал неплохо, поэтому наша семья не бедствовала. Удалось сделать кое-какие запасы. Да ещё хорошо выручал огород. Мать это понимала и тщательно ухаживала за грядками с овощами.

Здание Тихорецкого механического техникума, разрушенное фашистами в 1942 году (сейчас ТТЖТ).

А в городе явно чувствовались какие-то изменения. Казалось, что в воздухе запахло бедой. Не слышно стало девичьего звонкого смеха и весёлых мужских голосов. Но вот что удивительно — вскоре я заметил, что люди стали добрее друг к другу и перестали ссориться по пустякам. Общая беда словно сплотила народ. Да так оно, видимо, и было. Мать, например, много лет подряд враждовала с соседкой. По-моему, они даже и не помнили, из-за чего рассорились. Уже на второй день после объявления войны они обнимались, плакали, просили прощения, а потом, как могли, помогали друг другу.

Когда город начали бомбить, то вся улица пряталась в глубоком подвале у Шелеховых.  Туда многие принесли подушки, одеяла, простыни. Хозяева никому не запрещали прятаться, вскоре этот подвал стал почти общественным.

Не забыть мне нашего дворового пса Тузика. Ещё задолго до того, как начинало работать оповещение по радио о воздушной тревоге, пёсик бежал в подвал. Матери говорили нам, чтобы мы внимательно следили за поведением Тузика. Он  стал нашим лучшим органом оповещения о приближающейся опасности в воздухе. Уже во взрослом возрасте узнал, что собаки, в отличие от людей, слышат ультразвук. Этим всё и объясняется.

Николаевский храм находился на перекрёстке улиц Церковной (сейчас Чернышова) и Красноармейской.

Отца призвали на фронт только в 1942 году - у него была бронь, как у специалиста по ремонту бронепоездов. Уходя он дал маме адрес своих хороших знакомых из Новорождественской  и посоветовал уйти жить к ним из города. Мол, в селе сытнее жизнь, а в городе будет голодуха.

Вскоре мы последовали его совету и пошли в станицу. Число и месяц, когда это было, не помню, помню только, что в это время цвёл картофель. Как только мы перешли деревянный мост через Челбас, его взорвали отступающие красноармейцы. Вскоре на берегу появились немецкие мотоциклисты. Впервые тогда увидел мужиков в коротких штанах, так как, что такое шорты,  в нашей стране никто не знал. К вечеру немцы пошли по хатам, кричали: «Млеко, яйки, кура!»

Так началась оккупация.

Фото из архива Тихорецкого историко-краеведческого музея.